Мои воспоминания. Часть 2. Скитаясь и странствуя.

В четверг я вышел за покупками, оставив мальчиков одних в хедере и сказав, что ухожу на час. Вернулся через два часа. Когда я вовремя не вернулся, распущенные дети пошли домой и рассказали мамам, что раби "ушёл за покупками с утра" и до сих пор его нет. Кстати, на улице я встретил одну из родительниц, которая, конечно, сочла моё хождение среди бела дня, во время занятий, серьёзным проступком. Тут же в доме дяди стало известно, что я себе прогуливаюсь по улицам, и там были поражены:

«Чтоб меламед ходил среди дня по улицам!»

Это был первый удар по моему учительству. На душе у меня было тошно. Чувствуя, что терять мне нечего, я пошёл к Фридбергу и подробно рассказал о своём положении и т.п.

«Я сейчас, братец, меламед, - пожаловался я, - большое достижение!»

Фридберг меня внимательно выслушал и предложил развёрнутый план. А именно – я должен ехать в Макаровцы, усадьбу, находящуюся в Гродненском уезде, где живёт мой родич, богатый малый, управляющий в имении одной помещицы. Человек он очень хороший, также и маскиль, и я при нём уж наверное устроюсь. Мне это очень понравилось. Я тут же отказался от учительства.

Дядя сказал, что это глупо – множество способных молодых людей околачиваются в Варшаве годами, пока получат должность меламеда.

«Учительство – ходкий товар, - доказывал он мне, - подумай, жалко его терять".

Но мысли мои уже были далеко. И слова дяди были пущены на ветер.

Глава 5

Мой дядя Хоне Матес. – Совсем другой дом. – Покой. – Сендер Розенблюм. – У меня появились надежды. – Помещица Любовичева. – Энергия Розенблюма. – Его любовь к помещице или наоборот. – Как к этому относятся. –Работа. – Я остаюсь в Макаровцах.

В одно прекрасное или скверное утро я отправился в Гродненский уезд. Пока я доехал до Кринков, у меня не осталось в кармане ни гроша, чтобы добраться до Макаровцев, находящихся оттуда на расстоянии восьми вёрст. Я расспросил в Кринках о Сендере Розенблюме из Макаровцев. Мне сообщили не много не мало, как то, что в него влюбилась помещица. Будучи, однако, не первой молодости, она, помимо любви, вручила ему имущество стоимостью в сто тысяч рублей. Он же, по рассказам людей, - большой апикойрес, но очень хороший, честный и добрый человек и большой филантроп.

Нанимаю телегу в Макаровцы и, чтобы заплатить извозчику, закладываю в Кринках одежду. В Макаровцах извозчик меня привёз к дяде Хоне Матесу, отцу Сендера и брату моей бабушки Бейлы-Раше. Дядя жил в собственном доме, рядом с имением, вместе с разведённой дочерью. Я представился как внук Бейле-Раше, и меня тепло приняли.

Дядя – учёный еврей и маскиль, очень умеренный, либеральный, способный отпустить добрую шутку, которая для кого-то будет как колючка в бок. Уже два года, как он ослеп: пар в кринковской бане его внезапно ослепил, но говорить с ним – очень интересно. Дочь – хоть и очень некрасивая, но умная и деловая.

За городом – поле и лес и добрые, открытые и простые провинциальные евреи, с которыми мне легко дышалось. Я напрочь забыл свои беды; также и дядя был мне рад, имея с кем проводить время. Я ему рассказывал о своих приключениях.

Дядя сообщил сыну и велел мне ждать.

«Всё будет в порядке», - обнадёжил он меня.

Вечером прибыл Сендер с помещицей. Я не поверил своим глазам. Сендер оказался по-настоящему красивым молодым человеком двадцати восьми лет, помещица, пожилая женщина с живым взглядом, держалась очень просто, но и хитро.

Они заговорили со мной по-польски, которого я, к сожалению, не понял. Я внимательно к ним присматривался. Через час уехали. Дядю они вывели из дому и побеседовали обо мне тихонько в карете. И пришли к выводу, что я им определённо подхожу - им как раз нужен молодой человек, что дядя мне тут же передал. В доме там очень удобно – с умным, образованным евреем. Предстоит, к тому же, хорошее дело – чего ещё надо?

Долгими зимними вечерами дядя мне рассказывал о своём сыне. Кончил он небольшую государственную школу. Был очень способным к языкам и прилежным мальчиком и в совершенстве выучил русский, немецкий и польский, бывший в Бриске главным языком. По достижении сыном двадцати лет дядя попросил Арон-Лейзера найти ему хорошее место в акцизе. Дед устроил его на должность смотрителя на винокуренном заводе у помещика. Там он понравился управляющему, и когда тот перевёлся в Гродненский уезд, то взял Сендера с собой и поставил его на ещё более высокую должность. Поселился он в поместье у самого города, на который шляхтич Любович держал аренду. Любович был очень богатый человек – на двести тысяч рублей, но очень простой. Он сам ходил в поместье босиком, также и помещица. Проезжая через поля, он имел обыкновение держать полные карманы варёного гороха и грызть по дороге.

Помещица была из очень благородных. Первый её муж был главным ревизором Гродненской губернии. Но главный ревизор заболел чахоткой и болел четыре года. Умер в большой бедности. Ей не с чего было жить. Но была она очень умна, и во время пребывания министра юстиции в Гродно, ещё при жизни мужа, он провёл у них два часа и, поразившись её уму, предложил представить её императрице.