Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914-1918

Понимание этого вместе с последними событиями и побудили генерал-фельдмаршала фон Гинденбурга и генерала Людендорфа обратиться к его величеству с предложением: боевые действия приостановить и тем самым уберечь немецкий народ и наших союзников от дальнейших жертв.

Как наше крупное наступление 15 июля сразу же было прекращено, когда стало ясно, что его продолжение потребует слишком больших человеческих жертв, так и теперь нам нужно решиться остановить войну, не имеющую никаких шансов на успех. Для этого еще не поздно. Германская армия еще достаточно сильна, чтобы долгие месяцы сдерживать противника, добиваться местных успехов и причинять Антанте чувствительные потери. Однако каждый прошедший день приближает врага к его заветной цели и делает его все менее склонным заключить с нами мир на приемлемых для нас условиях.

Поэтому нельзя терять драгоценное время. В любой момент обстановка может резко ухудшиться, предоставляя противнику возможность яснее увидеть и оценить нашу нынешнюю слабость, что, в свою очередь, имело бы самые роковые последствия как для перспектив заключения приемлемого мира, так и для положения на фронтах. Ни в армии, ни в самой Германии нельзя допускать ничего, что могло бы быть истолковано как проявление слабости. Одновременно с предложением о мире страна должна выступить единым фронтом, свидетельствующим о непреклонной воле народа продолжать воевать, если враг не захочет мира или согласится на него на унизительных для нас условиях.

В таком случае боеспособность войск будет в значительной степени зависеть от крепости тыла и от тех настроений, которые он привносит в армию».

В своем докладе майор фон Буше четко изложил мою программу действий и мои общие соображения. Доклад произвел на слушателей огромное впечатление. Быть может, значение его слов усилили своеобразная манера майора строить свои фразы и необычайно серьезное изложение сути дела. Ведь депутаты тоже люди, им, как и всем, свойственно переживать. И от внимания майора фон Буше не ускользнуло, что присутствовавшие были глубоко потрясены.

Полной значимости заключительных слов майора, произнесенных торжественным тоном, уже никто в сильнейшем возбуждении, как мне кажется, не осознал. Непростительным было то, что сказанное фон Буше немедленно стало достоянием гласности, причем в форме, чрезвычайно нам повредившей. Яснее обнажить наши слабости врагу было просто невозможно.

Нельзя было понять, почему члены правительства не предупредили майора о том, что среди его слушателей находился один поляк. Ведь они должны были знать: все им услышанное станет тотчас же известно внутри страны и за рубежом.

В ожидании формирования до 1 октября нового правительства и преисполненный чувства долга перед армией, я 30 сентября и 1 октября совещался в Спа с представителями рейхсканцлера и ведомства иностранных дел. Кроме того, по согласованию с генерал-фельдмаршалом фон Гинденбургом я поручил майору фон Буше всеми силами содействовать тому, чтобы нота с предложением о мире была отослана 1-го или, самое позднее, 2 октября, как и обещал статс-секретарь фон Гинце.

Мною руководило главным образом стремление спасти человеческие жизни и понимание того, что чем раньше мы начнем, тем благоприятнее будет наше положение на первичных переговорах. И хотя оно в тот момент не вызывало опасений, через две-три недели, при необходимости возобновить военные действия, своевременная или запоздалая моральная поддержка родины нашим солдатам уже могла чрезвычайно много значить для успеха или поражения. Поэтому задержка с формированием нового правительственного кабинета сверх названного статс-секретарем фон Гинце срока была бы непростительным промахом. Я часто говорил об этом со своими сотрудниками и соответствующим образом действовал. По всем остальным важным вопросам я по-прежнему придерживался мнения, высказанного мною статс-секретарю и изложенного в докладе майора барона фон Буше. Это дает полную картину моих тогдашних представлений и взглядов. И мне непонятно, откуда возникла молва, будто я тогда заявил: «Необходимо в течение двадцати четырех часов заключить перемирие, иначе фронт рухнет». В период между моими высказываниями на совещании 29 сентября и докладом фон Буше 2 октября, по содержанию идентичными, не было никаких боевых столкновений, которые могли бы заставить меня изменить прежние взгляды.

Поздно вечером 1 октября и в продолжение 2 октября мне неоднократно звонил представитель главного командования при рейхсканцлере полковник фон Гефтен и сообщал о трудностях с созданием нового правительства и, следовательно, с отправкой ноты. 30 сентября я информировал его о совещании в Спа и наказал ему постараться побудить новый кабинет к быстрым и энергичным действиям не путем «давления», а напоминая о вредных последствиях для нас с каждым лишним днем затяжки и бездеятельности. А статс-секретарь фон Гинце заверил полковника фон Гефтена в том, что новое правительство будет создано уже в полдень, а вечером того же дня нота с предложениями о мире уйдет адресату.