Мои воспоминания об Императоре Николае II-ом и Вел Князе Михаиле Александровиче

По этому поводу я должен прежде всего отметить, что данная беседа с Государем происходила без свидетелей, с глазу на глаз, и что поэтому никто, кроме самого Государя, не мог дать правильной оценки поведения Генерала Рузского в течение их разговора. - Лучшим же ответом на вопрос о том впечатлении, которое оставила эта беседа на Государя, служит то неизменно предупредительное и доверчивое отношение, которое сохранил Император Николай II к Главнокомандующему Сев. фронтом до последней минуты расставания.

Генерал Рузский всегда и со всеми держал себя непринужденно-просто. Его медленная, почти ворчливая, по интонации, речь, состоявшая из коротких фраз, и соединенная с суровым выражением его глаз, смотревших из под очков, производила всегда несколько суховатое впечатление, но эта манера говорить хорошо была известна Государю и была одинаковой со всеми и при всякой обстановке. - Спокойствия и выдержки у Генерала Рузского было очень много и я не могу допустить, чтобы в обстановке беседы с Государем, проявлявшим к Генералу Русскому всегда много доверия, у последнего могли сдать нервы...

Вернее думать, что людская клевета и недоброжелательство пожелали превратить честного и прямолинейного Ген. Рузского в недостойную фигуру распоясавшегося предателя.

Свою жизнь Генерал Рузский запечатлел мужественной смертью в Пятигорске, где он был изрублен шашками большевистских палачей в одну из жутких по описаниям ночей конца 1917-го года.

Да будет стыдно его клеветникам!..

***

{225} В половине четвертого утра на 2-ое Марта началась телеграфная беседа Главнокомандующего армиями Северного фронта с Председателем Государственной Думы; беседа эта затянулась до 71/2 часов утра (Телеграфные переговоры полностью отпечатаны т. III "Архива Русской Революции".).

Н. В. Рузский чувствовал себя настолько нехорошо, что сидел у телеграфного аппарата в глубоком кресле и лишь намечал главные вехи того разговора, который от его имени вел я. - Навертывавшаяся лента, по мере хода разговора, передавалась частями, через моего секретаря, Генералу Болдыреву, для немедленной передачи ее содержания Генералу Алексееву в Ставку.

О этот ужасный "Юз", характерное выстукивание которого за время войны настолько глубоко врезалось мне в душу и память, что еще и теперь мне иногда по ночам чудятся напоминающее его стуки и в тревоге думается о том, что сейчас принесут его мучительные ленты!!..

Прежде всего требовалось выяснить причины, по которым М. В. Родзянко, как к этому времени стало известно, уклонился от первоначального решения лично прибыть во Псков. Таковых причин, по заявлению собеседника Генерала Рузского, оказалось две:

Во-первых переход Лужского гарнизона на сторону восставших и решение, якобы вынесенное им, - никого не пропускать во Псков и обратно.

- Вторая причина, - пояснял М. В. Родзянко, - полученные сведения, что мой приезд может повлечь за собою нежелательные последствия; невозможно, кроме того, оставить разбушевавшиеся народные страсти без личного присутствия, так как до сих пор верят только мне и исполняют только мои приказания.

Несомненно, как мы теперь знаем, в этом заключении краски были очень сгущены и степень влияния Председателя Госуд. Думы на события, как это и можно было усмотреть даже из дальнейшего разговора, являлась в значительной мере преувеличенной.

Но в то время подобной самооценке председателя Гос. Думы хотелось верить, ибо она давала нам надежду на то, что предложение Государя об образовании М. В. Родзянкой ответственного перед законодательными палатами Министерства, будет этим последним принято и успокоить возникшие волнения .

- Государь, говорил Н. В. Рузский, уполномочил меня довести об его предложении до Вашего сведения и осведомиться, не найдет ли желание Его Величества в Вас отклик?

- Очевидно, отвечал М. В. Родзянко, Его Величество и Вы не отдаете себе отчета в том, что происходит в столице. Настала одна из страшнейших революций, побороть которую будет не так легко... Перерыв занятий законодательных учреждений подлил масла в огонь и мало помалу наступила такая анархия, что Государственной Думе вообще, а мне в частности, оставалось только попытаться взять в свои руки движение и стать во главе, для того, чтобы предупредить возможность гибели государства... {226} - К сожалению, сознавался Председатель Государственной Думы, в противоречие с первыми его словами, мне это далеко не удалось и народные страсти так разгорелись, что сдержать их вряд ли будет возможно.

Войска окончательно деморализованы и дело доходит до убийства офицеров. Ненависть к Императрице дошла до крайних пределов. Вынужден был, во избежание кровопролития, арестовать всех Министров и заключить в Петропавловскую крепость. Очень опасаюсь, что такая же участь постигнет и меня, так как агитация направлена на все, что более умеренно. Считаю нужным Вас осведомить, что то, что предполагается Вами, теперь уже недостаточно и династический вопрос поставлен ребром. Сомневаюсь, чтобы с этим вопросом можно было справиться.