Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг.

В это время вернулся из Ревеля А. А. Дельвиг с женой, и для производства операции и лечения моего у него на дому он испросил увольнения меня из училища на несколько недель. Операцию делал мне лейб-хирург Николай Федорович Арендт{302}, который вырвал несколько полипов из обеих ноздрей с значительной болью и сильным истечением крови. Находя нужным лечить меня после операции, А. А. Дельвиг оставил меня у себя, и я прожил у него три месяца; первое время, действительно, меня чем-то лечили, а потом просто без надобности держали, и я, конечно, не хлопотал о возвращении в училище. {Дельвиги, муж и жена, меня очень любили, последняя занималась моим воспитанием. Часто по вечерам я оставался у них в спальной после того, как они лягут в постель; каждое утро, вставая раньше их, приходил в их спальню, когда Дельвиг еще спал, а жена его, проснувшись, лежала в постели, подле которой я садился и долго с ней разговаривал. Днем, в хорошую погоду, я ходил по улицам в кадетской шинели, надетой в рукава, и в фуражке.} Долгим своим отсутствием из училища я не много терял в учении, потому что предметы, преподававшиеся в 3-м классе Военно-строительного училища, за исключением начал архитектуры, были мне известны, а в рисовании и черчении, по моей неспособности, я все равно нисколько бы не успел. Только это трехмесячное ничегонеделание еще более развило во мне распущенность и лень, хотя с другой стороны общество, собиравшееся у Дельвига, не могло не произвести на меня полезного влияния.

{Я выше говорил, из кого состояло это общество; каждый день бывал у Дельвига кто-нибудь из старых лицеистов или литераторов, но более бывали по средам и воскресеньям.} В это время несколько раз обедал у Дельвига инженер путей сообщения полковник Карелин{303}, заведовавший художественными заведениями Главного управления путей сообщения. Он был человек очень хороший, весьма образованный, приятный в обществе и известный своим обжорством, так что он всегда уведомлял заранее Дельвига о том, что придет обедать, и тогда заказывали обед на 12 человек, хотя нас обедало всего четверо или пятеро. Он брал каждого кушанья по стольку же, как и другие, но когда блюда обнесут вокруг стола, то их ставили перед Карелиным, и он доканчивал все, что на них оставалось.

Пушкин после дозволения, данного ему в мае 1827 г., бывать в обеих столицах, приехал в первый раз в Петербург летом 1827 г., но, за отсутствием Дельвига, я его тогда не видал. Я его увидел в первый раз в октябре, когда он снова приехал из своего уединения, с. Михайловского.

17-го октября праздновали день моих именин; Пушкин привез с собой подаренный его приятелем Вульфом{304} череп от скелета одного из моих предков, погребенных в Риге, похищенного поэтом Языковым, в то время Дерптским студентом, и вместе с ним превосходное стихотворение свое: «Череп», посвященное А. А. Дельвигу и начинающееся строфою:

Прими сей череп, Дельвиг; он
Принадлежит тебе по праву;
Тебе поведую, Барон,
Его готическую славу

и оканчивающееся строфою:

Прими ж сей череп, Дельвиг; он
Принадлежит тебе по праву.
Обделай ты его, Барон,
В благопристойную оправу.
Изделье гроба преврати
В увеселительную чашу,
Вином кипящим освяти
Да запивай уху да кашу!
Певцу Корсара подражай
И Скандинавов рой воинский
В пирах домашних воскрешай,
Или как Гамлет Баратынский,
Над ним задумчиво мечтай;
О жизни мертвый проповедник,
Вином ли полный, иль пустой,
Для мудреца, как собеседник,
Он стоит головы живой{305}.

Пили за мое здоровье за обедом из этого черепа, в котором Вульф, подаривший его Пушкину, держал табак. Череп этот должен и теперь находиться у вдовы Дельвига, но едва ли он, по совету Пушкина, обделан «в благопристойную оправу».