Мой врач (СИ)

— Нет, но можно мне с тобой?

— Финьо, ты уверен?

— Да.

— Хорошо, только отцу не говори, что ты ходил туда со мной.

— Моему отцу или твоему? — не понял Финьо.

— Обоим, — ответил Майтимо.

Финьо почти догадался, куда идёт Майтимо, но всё равно хотел побыть с ним наедине хоть немного. Они шли по каким-то проулкам мимо белоснежных, отливающих розовым, каменных стен, увитых тяжёлыми гирляндами лиловых цветов; потом Майтимо свернул в узкий проулок, где стены стали кирпичными, красными; потом в другой, ещё более узкий и оказался перед низкой дверью, окрашенной в тёмный винно-красный цвет. Майтимо ударил в неё ладонью два раза; она открылась. За дверью кто-то был. Они вошли, Финьо обернулся и увидел, что дверь за ними закрыл юноша, на вид ровесник его самого, белокожий и с белыми локонами до пояса; юноша с улыбкой коснулся длинных тёмных волос Финдекано, похожих на его собственные, провёл по ним тонкими пальцами с жемчужно-розовыми ногтями; и Финьо вздрогнул, поняв, что перед ним — не эльда, не один из детей Илуватара. Он осознал, что Майтимо ушёл далеко вперёд и поспешил за ним.

Кругом были цветы, розовые, белые, сиреневые, даже зелёные; неестественные запахи — то летучие, эфирные, то тяжёлые, плотские, похожие на запах человеческого тела и все — не похожие на аромат растений; несколько оранжево-розовых листьев и сиреневых лепестков запутались у Финьо в волосах.

Наконец, лабиринт листьев и цветов кончился, и они вышли на небольшую поляну среди низких деревьев с огромными жёлтыми листьями и белой корой. На сером каменном ложе лежала юная девушка в серебристо-чёрном платье с длинными серебристыми, будто седыми косами, украшенными нитями зелёных малахитовых бусин. На вид она была ненамного старше самого Финьо. Майтимо преклонил колена и положил цветы в её руки. Финьо приблизился. Он знал, но не мог не спросить:

— Это… мать твоего отца, да? ..

— Да, — глухо ответил Майтимо.

Каждый день Феанор посылал сюда кого-то из своих детей с букетом цветов или приходил сам. Майтимо положил цветы в руки Мириэль. Цветы заискрились, переливаясь изумрудными и алыми искрами и стали таять, словно бы их поглощали волны невидимого речного потока.

Финьо невольно задумался, стоит ли хоть чья-нибудь жизнь такой жертвы. Конечно, в результате на свет появился Майтимо — сын Феанора и внук Мириэль. Но он знал, и что Майтимо навеки недоступен — что он есть, что его нет; может быть, лучше было бы полюбить того, кого совсем не существует и никогда не было на свете или того, кто уже умер, чем мучиться безответной страстью, постоянно видя любимого и похоронить в себе чувства навеки. Если бы было можно хотя бы прислуживать ему… или отдать жизнь за него — вот так, как Мириэль…

Он стоял, зачарованно глядя на неё, и услышал голос Майтимо:

— Я пойду.

Он не сразу пошёл за ним и потерялся; кузена нигде не было. Финдекано свернул на аллею, которая, как ему казалось, вела к воротам, — но над его головой продолжали смыкаться чёрные ветви с серыми листьями, а выхода не было. Он испугался — вдруг сейчас из Лориэна он выйдет в чертоги Намо и останется там навеки, раз уж подумал сейчас, что ему не хочется жить дальше. Вдруг перед глазами появился просвет, и там оказался луг, окружённый тёмными соснами и каменное ложе, сиренево-розовое, с тёмными винными прожилками. Финьо было страшно, но искушение присесть и отдохнуть было слишком большим. Он почувствовал, как лёгкая рука подхватила его сзади под локоть и усадила на камень. Он зажмурился.

— Какой странный маленький эльф, — сказал тихий голос, — тебе что-то нужно?

Финьо открыл глаза и увидел юное, полудетское лицо подростка. Огромные синие глаза смотрели на него с любопытством.

— Ты — вала Ирмо? — почему-то сразу догадался Финьо.

— Да, Финьо; чего ты хочешь?

— Я… ничего.

— Ты не нашёл бы меня здесь, если бы не мечтал или не печалился о чём-то… очень сильно, — сказал Ирмо.

Финьо зарделся и опустил глаза.

— Можно тебя спросить кое о чём?

— Конечно.

— Если… если любишь кого-то… если я люблю кого-то, кто никогда не может принадлежать мне… никогда-никогда… это очень плохо?

— Любишь того, кто любит другого? — уточнил Ирмо.

— Того, кто… даже если бы не было никаких «других», никогда не мог бы быть моим, — ответил Финьо. — Никогда-никогда.

— Можно мне? .. — спросил Ирмо. Не дожидаясь ответа, он упёр длинные узкие пальцы в пряди чёрных волос надо лбом Финьо, и тому показалось, что он падает в яму, полную цветов, душных ароматов, задыхается; сердце колотилось так, будто выталкивало всю кровь из тела наружу. Жар заливал его ноги, руки, грудь; сейчас, прожив столько лет, он понимал, что в ту минуту, может быть, впервые в жизни хотел, сильно, по-настоящему хотел именно того, что сделал с ним Майтимо там, на полу в старом лодочном сарае. Хотел отдаться ему.

Ирмо отпустил его.