Читаем Мой взгляд на будущее мира полностью

Есть и другие вопросы, помимо этнического, в которых между Сингапуром и Малайзией существуют значительные расхождения, но за эти годы мы научились жить по принципу «живи сам и давай жить другим». Мы признаем, что мы разные. Когда в 1965 г. мы отделились от Малайзии, в обеих странах английский был государственным языком. Но через несколько лет после этого Малайзия решила отказаться от английского и ввела обучение полностью на малайском. Китайцам пришлось создать собственные школы, финансируемые из частных источников. К 2003 г. правительство пришло к выводу, что утрата английского языка невыгодна для страны, и попыталось снова ввести преподавание научных дисциплин и математики на английском языке. Но противодействие со стороны малайцев, особенно из сельской местности, было настолько сильно, что в 2009 г. правительству пришлось вернуть преподавание всех предметов на малайском. Решение отказаться от английского языка оказалось необратимым. В Сингапуре мы сохранили еще одно наследие, оставленное нам англичанами, а именно независимость судебной системы. В Малайзии в 1988 г. правительство отреагировало на ряд неблагоприятных судебных решений серией мер, включавших отставку председателя Верховного суда и других старших судей, а также внесение в Конституцию поправки, предусматривающей ослабление судебной власти. Через 20 лет правительство во главе с премьер-министром Абдуллой Бадави добровольно выплатило денежные компенсации уволенным судьям или их семьям. По собственному признанию Бадави, события 1988 г. ознаменовали собой «кризис, оправиться от которого стране не удалось до сих пор».

Сингапур и Малайзия выбрали два совершенно разных пути — два разных способа организации своих обществ. Но каждый из нас пришел к пониманию того, что нет смысла пытаться навязывать другому свою точку зрения. Мы не можем изменить их. Они не могут изменить нас. Мы просто сосуществуем — отдельно друг от друга, но мирно.

Тем не менее Сингапуру важно развивать и укреплять свою военную мощь, чтобы быть способным защитить суверенитет. До тех пор пока у нас есть Вооруженные силы Сингапура, способные дать отпор агрессорам, мы будем жить в мире.

В: Оглядываясь в прошлое, не считаете ли вы, что перегнули палку в своей борьбе за «малайзийскую Малайзию»?

О: Нет, если бы я тогда не перегнул палку, сегодня мы были бы узниками.

В: Вы когда-то говорили, что в вашем окружении тогда были люди, которые предупреждали вас о невозможности объединения с Малайзией, в том числе г-жа Ли. Вот ваши слова: «Она сказала мне, что из этого ничего не получится, потому что у малайских лидеров ОМНО совершенно другие взгляды, а их политика основана на национальном и религиозном признаках. Я ответил, что нам нужно попытаться, потому что для нас это наилучший вариант. Но она оказалась права. Не прошло и двух лет, как нас попросили уйти из Малайзии».

О: Да, меня предупреждали. Но я должен был дать этому союзу шанс.

В: Какие еще альтернативы были у Сингапура в то время?

О: Остаться независимым Сингапуром с бурлящей китайской молодежью, которая желала взять власть в свои руки. Они вполне могли бы победить. Но когда мы вошли в малайзийскую федерацию, молодые китайцы поняли, что находятся в малайском регионе, поэтому китайский Сингапур невозможен. Что было возможным, так это построение многонационального Сингапура.

В: Значит, это было одной из причин, подтолкнувшей вас к объединению?

О: Нет, это была не причина, а следствие. Нашей главной целью было воссоединение, поскольку Сингапур и Малайя исторически были одним целым.

В: То есть вы присоединились к Малайзии не для того, чтобы нейтрализовать китайскую коммунистическую угрозу в Сингапуре?

О: Нет, это была бы слишком высокая цена за предотвращение такой угрозы. Представьте, что мы бы вошли в состав федерации и не стали бы бороться за многонациональную Малайзию, создавать Совет солидарности Малайзии и т. д. Сегодня мы бы находились в таком же положении, как Пенанг, Кучинг или Джесселтон, ныне известный как Кота-Кинабалу. Это не малайские территории; там проживают такие народности, как дусуны, даяки и кадазаны.

В: Существует мнение, что вы и ваша Партия народного действия (ПНД) вошли в состав Малайзии, преследуя скрытую цель взять в конечном итоге в свои руки бразды правления всей страной.

О: Это было бы попросту невозможно в силу демографических причин. Делалось все возможное для того, чтобы немалайцы оставались на второстепенных ролях. Правящая партия выступала единым блоком с Китайской ассоциацией Малайзии и Индийским конгрессом Малайзии, чтобы сохранить лояльность местных общественных лидеров в Малайе. Лидерами Сабаха и Саравака они могли манипулировать, потому что те были молоды и неопытны. В самый разгар борьбы Тунку предложил мне стать представителем Малайзии в Организации Объединенных Наций, чтобы убрать меня с пути.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное