Читаем Мой взгляд на будущее мира полностью

Вместе с тем то вовсе не означает, что правительства не должны играть никакой роли. Время от времени жадность берет у корпоративных боссов верх над ответственностью, побуждая их манипулировать системой в своих интересах. Задача правительства — выявлять такие действия и решительно пресекать их. Роль правительства заключается в том, чтобы максимально выровнять игровое поле для всех участников и следить за тем, чтобы свободная конкуренция была также и честной. Относительно недавний пример — скандал вокруг фиксации Лондонской межбанковской ставки, более известной как Libor. Оказалось, что на протяжении многих лет крупнейшие банки манипулировали этой ключевой процентной ставкой, ставя под угрозу целостность банковской системы и нанося огромный ущерб другим участникам рынка. В результате этого скандала президент и генеральный директор банка Barclays был вынужден уйти в отставку, а сам банк оштрафовали на сотни миллионов долларов. Этот случай показывает, что правительствам и регулирующим органам нельзя терять бдительность в наивной надежде на то, что руководители компаний будут вести себя этично, когда на них никто не смотрит и на кону стоят гигантские прибыли.

После мирового финансового кризиса многие правительства начали пересматривать регулирование коммерческой и инвестиционной банковской деятельности. В этом вопросе я согласен с позицией бывшего председателя Федеральной резервной системы США Пола Волкера, очень мудрого и опытного в финансовых и банковских делах человека. Он предложил разграничить стандартную коммерческую банковскую деятельность и спекулятивные и, следовательно, более рискованные формы инвестиционной деятельности, чтобы создать более безопасную банковскую систему. Этот подход стал известен как правило Волкера, однако на практике реализовать его крайне трудно. Если начать внедрять его очень жестко, банки начнут перемещать свои операции и капиталы в те страны, где это правило не действует. Например, та же Великобритания предпочитает сводить к минимуму регулирование своего банковского сектора, поскольку экономика страны в значительной степени зависит от сохранения Лондоном роли мирового финансового центра. Захотят ли другие страны ослабить свою конкурентоспособность относительно Великобритании? Сомневаюсь в этом.

Между тем, когда речь идет о стабилизации экономической системы в целом, государственное вмешательство может быть желательно и даже необходимо. Например, американцы попытались ослабить рецессионное давление, накачав экономику ликвидностью, проще говоря — включив печатный станок. Смягчение денежной политики всегда было стандартным способом борьбы с экономическим спадом, но на этот раз американцы использовали и более нетрадиционные подходы, а размеры предпринятых ими денежных вливаний оказались беспрецедентными.

Не все поддерживают такой подход. Некоторые критики, придерживающиеся взглядов австрийского экономиста Фридриха Хайека, считают, что вмешательство государства не позволяет экономике избавиться от лишнего жира, продлевает жизнь неэффективных компаний и отраслей и, таким образом, лишь отдаляет решение проблемы. Экономика должна регулировать саму себя естественным образом, говорят они, и препятствование этому при помощи вливания денежной массы в лучшем случае затягивает необходимый процесс перестройки, а в худшем — делает систему неэффективной. В конечном итоге это приводит к долгосрочному застою или выливается в кризис и глубокую рецессию.

Я считаю, что вмешательство государства в экономику с целью предотвращения кризисов, будь то в духе кейнсианства или монетаризма, является меньшим из двух зол. Многие страны пытались использовать подход Хайека во время Великой депрессии — с катастрофическими для себя последствиями. Сегодня, в условиях тесной финансовой и торговой интеграции, потрясения в одной части света способны пошатнуть всю мировую систему и негативно отразиться на каждой стране. Это пугающая перспектива, поэтому никто не желает Соединенным Штатам «жесткой посадки».

У Америки есть возможность проводить количественное смягчение, потому что ее доллар является мировой резервной валютой. Она может позволить себе без ощутимых последствий иметь многолетний дефицит бюджета. В такой ситуации другие страны неизбежно столкнулись бы с оттоком капитала и обвалом валютного курса. Но американцы платят за это низкую цену, поскольку распределяют свои издержки среди всего остального мира. Они могут заимствовать по более низким процентным ставкам благодаря готовности людей по всему миру держать денежные резервы и активы в долларах США. Таковы преимущества, даруемые статусом мировой резервной валюты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное