Мой XX век: счастье быть самим собой

А потом показать его на сцене, когда он поет изумительную по красоте арию «Чую правду». Узнать о его дебюте все, чтобы живо рассказать об этом. Как он ходил по сцене, какую ошибку, допустим, он совершил, о чем потом он все время думал...

Щепкина-Куперник рассказывает, что в ее маленькой квартирке бывал молодой гигант Шаляпин. Как этим воспользоваться?

Найти обязательно у Шаляпина или у кого-нибудь еще описание этого вечера.

Шаляпин прошел в квартиру и увидел кресло. Никого еще не было, и он уселся в кресло.

– А вы знаете, в каком кресле вы сидите?

– Что такое?

– Это некрасовское кресло, принадлежавшее самому Некрасову. Он проводил в нем последние годы своей жизни.

– Можно поиграть? – спросил Шаляпин, нетерпеливо поглядывая на рояль.

– Конечно, прошу вас. Только, может, потом, когда придут гости.

– Да, я не буду стеснять вас.

Шаляпин только что приехал из Петербурга, целое лето провел в Нижнем. И теперь зимой 1897 года сводил знакомство с московской интеллигенцией...

Татьяна Львовна была моложе Шаляпина всего лишь на один год, но она давно вошла в жизнь театральной Москвы, успела поиграть на сцене Малого театра, где некогда ее дед поражал своими художественными открытиями, написала несколько одноактных пьес, которые с успехом шли в различных театрах России, и, став материально независимым от отца человеком, начала устраивать у себя вечера, на которых иногда бывало до шестидесяти человек. Когда приглашала к себе гостей впервые, то всегда гордилась своим чисто московским адресом: «Божедомка, дом Полюбимова, что против большой ивы». Здесь бывали Антон Павлович Чехов с сестрой Марией, режиссеры и артисты Малого театра, журналисты. Иногда запросто заходил сюда дядя Гиляй, вся Москва знала под этим именем известного писателя и журналиста В.А. Гиляровского.

Чаще всего Гиляровский приходил, когда бывала здесь артистка Роксанова.

Целуем наших дорогих и любимых много-много раз, крепко-крепко.

13 мая 1978 года».

«Галя!

Здравствуйте, мои милые и дорогие! Алеша бегает около дома с Антоном, оба в сапогах резиновых, потому что на улице дождь, мелкий-мелкий, а недалеко от дома маленький ручеек, около которого они очень любят играть, переходить его по дну. А как же без сапог-то это сделаешь?

...Шаляпин как раз наигрывал из «Ивана Сусанина», когда пришел дядя Гиляй. Немолодой и солидный на вид, он рядом с Шаляпиным производил впечатление матерого медведя. Познакомились. Заговорили о Волге. Дядя Гиляй начал рассказывать о том, как он бурлачил в молодости. А потом, когда гости съехались, он хлопнул себя по лбу и сказал с украинским акцентом, доставая из принесенной сумки какой-то сверток:

– Чуть не забыл, Татьяна Львовна, вот этой колбаски прислали из Миргорода. Это, скажу я вам, не колбаска, а улыбка природы!

Гости все прибывали, а дядя Гиляй удобно уселся в «некрасовское кресло» и начал свои бесконечные истории, смешные и печальные. Он умел рассказывать так, что все слушали.

Пришел Савва Мамонтов, седой, энергичный человек с огненными глазами. И сразу стал центром всей компании.

Шаляпин полюбил этого удивительно талантливого человека. Приняв дело отца, он построил Ярославскую железную дорогу, наладил дело нескольких заводов, но быстро остыл к этому и стал заниматься тем, к чему давно лежала душа: десять лет тому назад, в 1885 году, открыл Частную московскую оперу, написал либретто оперы «Каморра», а музыку сочинил Е.Д. Эспозито, организовал у себя завод керамики и сам на всю жизнь увлекся майоликой. К тому же недурно пел неаполитанские песни. Да и весь он был заметной фигурой в художественной жизни Москвы и всей России. В его имении Абрамцево Шаляпин еще не был, но повсюду слышал об этом замечательном прибежище молодых художников, писателей, артистов...

Шаляпин почувствовал, что этого человека надо держаться, у него есть деньги, есть бескорыстие человека, по-настоящему влюбленного в искусство и понимающего толк в нем, а главное, он может дать свободу творчества, может предоставить возможность делать то, что художнику захочется, не будет ограничивать какими-то искусственными рамками полет художественной фантазии.

Шаляпин уж догадывался о своей нутряной силе, он уже чувствовал, что его голос покоряет многих слушателей и воспринимается как что-то еще не бывалое. Но он знал также и то, что ему еще предстоит многое сделать и многому еще учиться, чтобы все свои силы раскрыть полностью...

В тот вечер у Щепкиной-Куперник он пел, а потом, когда все расшумелись и развеселились, он лихо отплясывал «ойру» с крошечной тетей Татьяны Львовны артисткой Малого театра А.П. Щепкиной.

Глядя на молодого гиганта, разбушевавшегося в пляске и веселье, Татьяна Львовна думала: «А ведь до этого каким стеснительным был. Казался даже неуклюжим. Да и действительно неуклюжий, длинный, очень белокурый, с круглым русским лицом. Такой простой паренек с Волги. Так и хотелось надеть ему синюю пестрядинную рубаху да лапотки».