Мой XX век: счастье быть самим собой

Как Вы с ним сладили? Читая, я примерял к себе эту личность и, откровенно, не представлял, как бы я распорядился, как смог бы не утонуть в безбрежном материале его творчества, его исканий и сомнений, его беспокойной жизни! Здесь нетчеткой линии горизонта, она сливается с небом, и во весь окоем бурлит на земле живая противоречивая действительность – прошлая, настоящая, будущая. Для детей он писал, научная фантастика есть, поэзия была первой его любовью, революционная тема, гражданская война, современность – читай не начитаешься, а тут еще и драматургия, Петр, и все это крупно, первоклассно, за исключением стихов. Поразительная жизнеемкость!

А Вы сладили и с таким. Книга хороша не только и не столько жизнеописанием, сколько тонким пониманием творчества этого большого и сложного человека – видимо, тут сказался Ваш литературоведческий дар и опыт, смелость и проницательность в анализе как всего творчества писателя, так и отдельных его произведений. Но не только это. Вы обнаружили еще и дар исторического писателя, который, по словам Пушкина, не допускает предрассудка любимой мысли, обладает чувством историзма и в судьбе человека старается рассмотреть судьбу народную.

Хорошая книга, замечательная! От души поздравляю Вас! Тут много можно говорить, но я только что ее закончил читать, мысли еще не уложились, пишу по первому впечатлению, которое редко меня обманывает. Все-таки читатель профессиональный, старый, на мякине не проведешь.

Еще раз поздравляю и говорю сердечное спасибо. Будьте здоровы и благополучны.

С сердечным приветом А. Жуков.

P. S. У нас тут тихо, скучновато, но жить можно – комната есть, кормят досыта, чего же еще! Работа, правда, идет трудно – сказывается трехлетний перерыв после болезни. Но я уже вхожу в форму и жду лучшего».

16.11.78 (Датируется по штемпелю на конверте.)

Примечание. Речь идет о книге «Алексей Толстой». ЖЗЛ. М.: Молодая гвардия, 1978.

«Дорогой Виктор Васильевич!

В Голицынской обители, в тишине, в благодатной размеренности и раздумчивости работаю, а вечерами неторопливо и так же раздумчиво читаю «Судьбу художника». Сегодня я на 321-й странице и с сожалением вижу, что скоро конец.

Книга заметно отличается от жэзээловской – тут много нового материала, много уточняющих сведений, фактов, размышлений.

Не знаю, кто в этой книге лучше – автор или герой: настолько они спаяны единством размышлений, радостей и тревог за судьбу родины, беспредельной нашей России. Герой дорог любовью к России и теми заботами, которые отошли в историю, но были устремлены в будущее. Автор дорог любовью к России, к своему насквозь русскому герою и своими заботами и размышлениями сегодняшнего дня, которые он не отрывает от прошлого, не вычленяет их в самолюбивой отдельности и неповторимости своего времени, но, как настоящий историк и талантливый писатель, обладающий редким среди нас чувством историзма, вводит их в непрерывный поток времени, который мы условно делим на прошлое, настоящее и будущее. Замечательна эта Ваша слиянность с героем, естественна, органична. Иногда в размышлениях Вы так едины, что, не будь кавычек, не различил бы, кто говорит.

Тема Родины тут, видимо, главная. Родины и личности. Русский интеллигент и Россия. Чувство гражданской ответственности не только за то, что есть, но и за то, что было, что будет... И не только в России – во всем мире. Удивительная эта черта особенно характерна для русского писателя. Пушкин, Лермонтов, Толстой, Достоевский, А. Толстой – все они в своих духовных устремлениях настолько русские, что выходят за национальные рамки. Впрочем, это уж так всегда: действительно интернациональным писателем может быть только истинно национальный писатель. Во всяком случае вклад такого писателя в мировую культуру весомый. Хотя, конечно, освоение его творческ. наследия связано с серьезными трудностями. Вот Кольцова и Твардовского, например, переводить трудно, а Вознесенский с Ахмадулиной идут на любых языках.

Но я отвлекся в какую-то нелюбимую сторону мудрствования, извините, нечаянно вышло.

Хочется еще сказать о Вашей глубоководности, то есть способности глубоко погрузиться в минувшее, достать дна, как говорили у нас на Волге.

Я ведь много читаю в общем, и знаю книги, написанные изящно, мастерски, но именно таким книгам почему-то не хватает глубины, у их авторов короткое дыхание. Едва нырнет, как через минуту выныривает на поверхность и торопливо хватает воздух.

А у Вас есть и мастерство, есть «читабельность», как говорят журналисты, мечтающие стать писателями.