Мой... Желанный... Милый...

Артёму провели операцию, но врачам пришлось временно ввести его в искусственную кому, потому что образовалась гематома в головном мозге. Из-за сильного столкновения с другими болидами, большинство ударов пришлось именно на болид моего мужчины. Я едва сдерживала себя, чтобы не свихнуться от неопределенности. Проклятые шины. Нагрелись и взорвались. Витя, конечно, такую взбучку устроил на территории автодрома, боюсь, этим людям пришлось не сладко и теперь их ждет тяжелое разбирательство.

— Он же поправится? — хрипло задала вопрос, обнимая любимого. Доктора напоили меня успокоительными, чтобы еще меня не пришлось откачивать. Я согласилась принять пару таблеток, удостоверившись, что моему ребенку они не навредят.

— Артём — боец, у него гонка впереди, — хохотнул Витя, а мне нисколько легче не стало.

— Почему нас не впускают? — не унималась я, постепенно уплывая за край реальности. Голова кружилась, и я практически обмякла в руках Вити. Чем меня напоили, господи. Я начала бессвязно говорить. — Витя, со мной что-то происходит, — пожаловалась я, а Гроздьев еще сильнее притянул меня к себе, поглаживая по спине.

— Не переживай, Диана, — улыбнулся он, — тебе надо поспать.

— Что? Это были снотворные что ли? — возмутилась я, нахмурившись. Витя кивнул.

— Поверь, так будет лучше. Я не хочу, чтобы из-за сильного волнения и стресса ты потеряла нашего ребенка. Артему сделали операцию. Самое худшее миновало. Я буду рядом с тобой и буду контролировать состояние брата, — сказал, как отрезал. У меня правда не было сил сопротивляться. К тому же уже была глубокая ночь. Витя действовал из лучших побуждений — безопасных. Я и Артём для него — всё. И, наверное, будь на его месте, я бы поступила точно так же.

Гроздьев подхватил меня на руки и куда-то понёс. Я постепенно уплывала в сон, обрывками улавливая шум медицинского персонала. И все равно мысленно я держалась за Артёма, пока бездна не поглотила мой разум, уволочив в абсолютное небытие.

* * *

— Просыпайся, — я ощутила ласковое поглаживание на своей щеке, а потом теплые губы на своих. Резко распахнув глаза, я вскочила. Передо мной был Витя. И вся реальность минувшего дня обрушилась с удвоенной силой. Эмоции прорвало и внахлест подкатило волнение за Артёма.

— Где Тёма? — оглядываясь кругом, я искала его. Витя поднялся с края моей больничной койки, на которую сам же меня уложил. Мой милый улыбнулся и протянул руку.

— Идем, он уже пришел в себя.

Какое же счастье я испытала в этот момент, а особенно облегчение. Самое худшее действительно позади. Мы с Витей ждали одобрение доктора на посещение, после проведенных медперсоналом ежедневных процедур над пациентами. Когда мужчина лет пятидесяти встретил нас, выйдя из палаты Артёма, я думала эти секунды навсегда растянутся до бесконечности. Выискивая на его лице намеки, я крепко ухватилась за Витю.

— Можете входить, — с улыбкой он оповестил нас, но предупредил, что ненадолго. Артём уже отошел от глубокого наркоза, но состояние все еще нестабильное — слабое.

Когда мы вошли в его палату, я приказала себе не паниковать и ни в коем случае не плакать. Моему гонщику это надо меньше всего, но стоило мне приблизиться и увидеть расцарапанное лицо, кое-где на глубоких порезах были наложены швы, я едва сдержала всхлип. Артём почувствовал, что я рядом с ним и, раскрыв глаза, натянул обессиленную улыбку.

— Тёма, — не выдержала я, и тихонько наклонилась к его лицу, целуя в уголок губ. — Любимый, как ты?

— Хреново, — прохрипел Артём, ничуть не лукавя о своем состоянии. — Руки и ноги на месте? — разволновался он, и я закивала, чтобы успокоить его.

— Артерию зашили, — позади меня раздался голос Вити. Он положил на мои плечи свои ладони и крепко сжал, поддерживая меня в эту трудную минуту. — А в целом, все замечательно. Я переговорил с доком, если все будет стабильно, тебя выпишут через неделю.

Артём рвано закашлялся. Меня передернуло, вдруг ему стало мгновенно плохо.

— Значит, останусь без участия в гонке, — уныло подытожил он.

— К черту эти проклятые гонки, — возмутилась я, и осторожно обняла его, одаривая поцелуями. Словно ими я залечивала его. — Главное, что ты цел. Ты меня очень напугал, — глядя в его замутненные от препаратов глаза, я все равно видела в них его любовь.

— Прости, родная, — Артём закрыл глаза, сглатывая сухую слюну. — Пить хочется, — пожаловался он.

— Позову доктора, — поторопился Гроздьев, оставляя нас наедине.

Я прикоснулась к кисте любимого, переплетая пальцы. Артем дышал тяжело, но умеренно, а я подстраивалась под его ритм.

— Письмо, — вдруг обронил он, и, недоумевая, я переспросила, о чем он. — От Бондарёва. Я получил от него записку. Она в моем шкафу осталась.