Мой желанный убийца

— Оля, мне нет никакого дела до вашей подруги. И говорить нам не о чем.

При этом он притормаживает возле подземного перехода. Приходится раскрывать карты.

— Значит, сегодня на кладбище белые гвоздики предназначались другой?

Вместо ответа он снова нажал на газ. Машина быстро набрала скорость.

— С чего ты решила, что я был на кладбище?

— Видела тебя там.

— Глупости.

— Хорош врать-то…

— Ладно. Был я на кладбище. У меня там тетка похоронена. Сегодня как раз юбилей.

«Боже, признался!» — пронеслось в мозгу. Значит, Он. А посмотришь и не поверишь, что взял и задушил. Такой важный. Обеспеченный. Мог бы кому-нибудь другому поручить. Боже! Неужели тот самый мужик?

Ox, как мне было с ним хорошо! В обрывках света пытаюсь внимательно рассмотреть его лицо. Замечаю, что при этом действую ему на нервы.

— Говорю же, тетка похоронена. Пелагея Ивановна. Что ему возразить? Лучше не обострять ситуацию. Не загонять его в угол. Стараюсь говорить непринужденно.

— А мы там подругу хоронили. Ее позавчера любовник убил. Правда, она успела оставить записку…

Зачем соврала про записку и сама не соображу. Но Вадим Борисович после этого оживился.

— Тебя куда отвезти?

— Все равно. Вечер у меня свободен.

— Зато у меня занят.

— Тогда давайте просто покатаемся. В вашей машине сплошной балдеж.

Он неопределенно хмыкнул и остановился возле коммерческого киоска.

Не говоря ни слова, вылез и пошел что-то покупать. А… понятно, сигареты.

Значит, разнервничался. Погоди, сейчас я тебя раскручу. Не задумываясь, скорее интуитивно решаю снять рейтузы. Тем более, что в машине действительно жарко.

Вместе с ними снимаются и трусики. Прячу в сумку и чувствую паническую дрожь, будто совершила что-то непозволительное. Запретное. Он вернулся, и мы едем дальше. Во мне борются жуткое нарастание страха и безумное желание вынудить его раскрыться передо мной. Но Вадим Борисович молчит. Опытный бандит. Ждет, когда я сама все разболтаю. Не дождется. Моя задача — возбудить его. Пусть повторит со мной еще раз прямо в машине. А потом… потом я выскочу и побегу в ближайшее отделение милиции. Но сначала испытаю то блаженство. Разбрасываю в стороны края шубы. Меня очень взвинчивает осознание собственной наготы. А впервые меня на подобное подбила Наташка. Однажды мы сидели в ресторане с тупыми скучными парнями. Я даже намеревалась соскочить. И тут, когда мы пошли с Наташкой в туалет, она предложила снять с себя все, чтобы под платьями ничего не было.

«Вот увидишь — сказала она, — появятся новые ощущения, и тебе захочется остаться». Подруга оказалась права. Мы обе были в коротких юбках, мини, и любой наклон тела или перемещение ног рождало будоражащее чувство стыда и сладкой истомы недозволенности. Меня вдруг заинтересовали те же самые сидящие с нами ребята. Мне хотелось, чтобы невзначай кто-нибудь из них заметил мою наготу.

Дымный зал ресторана наполнился новыми ситуациями. Каждое приглашение танцевать воспринималось мною как интимное приключение. Поэтому и сейчас, сидя в машине и придерживая край платья, чтобы он не оголил ногу до бедра, я наслаждаюсь тем памятным мне ощущением. запретного.

Вадим Борисович тупо смотрит вперед. Никаких эмоций. Наверное, решил по принципу — кто кого возьмет измором. Ну и черт с тобой, молчи. Как бы невзначай немного задираю юбку и не контролирую больше ее запах. От езды он сам медленно раздвигается. Самое смешное, что от этого начинаю заводиться сама.

Какое же это томное чувство, когда не совсем одета! Ничего, я дождусь, дождусь его случайного взгляда. Сама мысль, что я решилась его соблазнять, вызывает дрожь во всем теле. Наташка всегда повторяла, что мужика возбуждают случайности.

— В машине так жарко. Вы не против, если я сниму шубу?

Не глядя на меня, пожимает плечами. Первый шаг сделан.

Выскальзываю из шубы. Подол платья задирается, и я чувствую кожей, что сижу на мягком шелковом меху. Он щекочет мне ноги. Медленно их развожу. Мех нахально залезает в пространство между ног. Начинаю потихоньку ерзать по сиденью. Полный балдеж! Кладу руку на правое колено. Материал натягивается, и разрез полностью оголяет левую ногу. Осознание собственной наготы волнует. Пытаюсь сохранить невинное выражение лица. На какое-то время отключаюсь от ситуации и отдаюсь во власть бунтующих внутри чувств. Становится все равно, и вместе с тем приходит понимание, что никуда он не денется, подспудно возникает уверенность в себе.

Сквозь стыд и страх испытываю возрастающее возбуждение. Чтобы я — красивая молодая девушка — и не совладала с этим слепым боровом?! Неспроста он не глядит на меня. Другой бы давно машину остановил. Догадывается, что мне ясно — кто он.

Вот и разыгрывает непонятливого. Начинаю заводить себя рукой. Наконец он скользнул взглядом и, словно ошпаренный, уставился на дорогу. Конечно, заметил.