Мой желанный враг

Артём открыл перед нами двери, и Вик пронёс меня через пустой холл. Лишь каблучки Ирины застучали и замерли, когда она натолкнулась на нас.

- Виктор Андреевич, а что происходит?

- Ты тоже можешь быть свободна! Иди! – Бросил он ей на ходу и внёс меня в одно из помещений.

Просторный кабинет с длинным столом и множеством кресел.

Вик посадил меня на одно из них, наклонился и сел передо мной на корточки. Он лихорадочно сжал мои ладони.

- Всё хорошо?

- Да. – Ответила я, озираясь.

- Найди мне его, - приказал он вошедшему следом за нами Артёму, бросив на него короткий взгляд.

В этот момент у входа в помещение появились ещё двое охранников.

- Кого? – Кашлянул Артём.

- Загорского! – Рявкнул Вик, обернувшись. – Найдите мне его срочно! – Затем повернулся ко мне и, с трудом сдерживая рвущиеся наружу эмоции, улыбнулся. – Расскажешь мне всё? Я должен знать, чтобы понимать.

- Что понимать? – Тихо спросила я.

- Понимать, как сильно я должен его ненавидеть. Что он говорил? Что делал с тобой?

Я кивнула и зажмурилась.

- Он… в общем, он считает меня шлюхой, которая с тобой из-за денег. – Открыла веки и посмотрела на него. - И предлагал мне заплатить, чтобы я с ним тоже…

Вик болезненно кивнул и крепче сжал мои ладони.

- Он прикасался к тебе?

- Он… - В голове пронеслись картинки. Грубые прикосновения, треск ткани, давление его тела, его горячее дыхание в шею. Я вспомнила, что он готов был сделать, ощутила твёрдость, готовую ворваться в меня, и сглотнула. – Трогал меня. И я очень сильно испугалась.

Надвигающаяся на меня истерика была ничем по сравнению с бессильным ужасом и яростью, написанными на лице Вика. Ему стало тошно. Разум отказывался верить в то, что его друг мог сотворить такое.

- Виктор Андреевич! – Окликнул его охранник.

Воскресенский вскочил на ноги.

- Я же сказал, чтобы вы… - И осёкся на полуслове.

В дверях за спинами охранников стоял Загорский.

На его левой щеке, прямо над ровным краем ухоженной щетины, багровели глубокие борозды свежих царапин.

15

Я не понимал, что со мной происходит. Но это уже происходило, и оно влияло на всё вокруг. На меня, на него, на неё саму. Эта девчонка меняла нас всех, наше отношение к жизни и друг к другу. Она посмела встать между нами, она засела ржавой занозой в моей груди, и я готов был на всё, чтобы вырвать её оттуда.

- Я же сказал, чтобы вы… - Воскресенский замер, увидев меня в дверях.

А я смотрел мимо него.

Видел лишь её – сидящую перед ним на краешке кресла, взъерошенную, перепуганную, растрёпанную. И опять эта её нарочитая чистота и невинность лезли наружу: большие желтовато-ореховые глаза светились наивно, точно у ребёнка, длинные ресницы трепетали на каждом взмахе, а тонкие пальчики нервно перебирали подол мятого платья. Она как нарочно опять выставляла напоказ всю эту свою непорочность, чтобы ещё раз меня уязвить и пристыдить.

- Выйти всем! – Прохрипел Воскресенский.

Девчонка дёрнулась и сдавленно охнула, завидев меня. Её зрачки расширились, а меня пронзило одной-единственной мыслью: «Как эти глаза поведут себя, когда она будет стонать подо мной? Их заволочёт туманным маревом страсти, или они восторженно распахнутся, когда она будет кончать?»

Охранники засуетились, пропуская меня вперёд. Я сделал шаг и тяжело выдохнул.

- Виктор Андреевич, - пробубнил Артём, - может, не надо?

- Пошли все вон! – Покраснел от ярости Вик, ударив ладонью по столу.

Таким я его ещё не видел.

- Пойдём отсюда, - процедил охранник, обращаясь к своему товарищу.

Все трое посторонних поспешили покинуть помещение.

Воскресенский повернулся к Полине.

- Подожди меня в приёмной, хорошо? – Сказал он выдержанно и почти спокойно.

- Вик, пожалуйста… - Её тонкая ручка обхватила его запястье.

- Всё будет хорошо, мы просто поговорим. – Пообещал он.

- Хорошо. – Согласилась она.

Встала, осторожно обогнула меня по дуге и юркнула в дверь за моей спиной. Я успел лишь заметить, как её голые пяточки промелькнули справа.

- Ничего не хочешь мне сказать? – Холод, с которым были сказаны эти слова, заставил меня содрогнуться.

Мне ужасно хотелось прикоснуться сейчас к своей щеке. Интересно, как глубоко взрезали мою кожу её острые ноготки? Останется ли там шрам, который будет напоминать мне об этой гадине? Или всё, что останется мне это воспоминание о её сладком запахе и мягких губах – первых, которые я по-настоящему целовал в своей жизни?

- Судя по твоему лицу, - усмехнулся я, - всё, что было нужно, тебе уже сказали.

Мой мозг был словно парализован, ладони покрылись ледяной влагой. Меня разъедало похотью, мне срочно нужна была боль, которая принесла бы хоть какое-то облегчение. И нужна была срочно.

- Может, есть что добавить? – Порывисто вздохнул Воскресенский.

Я старался сохранять спокойствие, но от мысли, что ничто уже не будет, как раньше, меня выворачивало наизнанку.

А еще больше меня бесил тот факт, что этот тюфяк станет первым у той, которую мне почему-то не хотелось отпускать. У той, которая была кипящим адским котлом, в который мне не терпелось погрузиться. Тем нестерпимым кайфом, от которого у меня никак не получалось отказаться. Даже ради друга.