И я, оставив их вдвоём, проследовала в зал, ведь эта сцена выглядела для меня привычной: очаровательный, харизматичный Марк, которого любили и боялись все присутствующие. Марк, перед которым все лебезили и заискивали. Марк, который с легкостью привлекал внимание людей, притягивал всеобщие взгляды, питался энергией всеобщего восхищения, но ни от кого не зависел и никого не пускал к себе в душу.
Не в силах наблюдать, как девицы, одна за другой, вешались ему на шею, я весь вечер отводила глаза в сторону. Трудно было не заметить, как он шептал пошлости на ухо гостье с идеальной фигурой, как гладил её талию во время танца, как прижимал к себе.
Мне было так неприятно, что я оставила Вика и уехала домой. Там, в тишине детской комнаты, я чувствовала себя в безопасности, там мне было спокойно и хорошо.
- Больше никакого одиночества, сынок. – Тихо шептала я, поглаживая живот. – У меня есть ты, а, значит, я не одна.
Я больше не следила за жизнью Загорского и не спрашивала о нём у Вика. Понимала, что каждая мысль о нём, каждая весточка, каждое фото в газете разрушают моё сознание, наносят вред моему будущему ребёнку. Не думая о нём, я охраняла покой своего сына, давала ему больше времени на то, чтобы подрасти и обрести силу прежде, чем он появится на свет.
Хотя, кого я обманывала? Имя Марка Загорского проросло во мне, точно сорняк, оно опутало собой каждую клеточку моего тела. Я помнила его запах, помнила силу его объятий, помнила расположение каждой родинки и каждой морщинки на его лице, когда он улыбался. Не могла забыть. Я была отравлена им до самой последней своей капли крови.
Наверное, это случилось в конце марта. Не знаю.
Я тогда только выписалась в очередной раз из больницы. Бродила по дому поздним вечером, растрёпанная, босая, в широкой ночной рубахе, собирала сумку со всем необходимым, боясь, что не доношу до срока. «Тревожный чемоданчик» у меня стоял давно, но теперь я добавляла к нему и детские вещи.
Хоть Вик и запрещал мне возиться на кухне, но я предусмотрительно приготовила ему ужин, который теперь спешила убрать в холодильник, потому что Воскресенский опять задерживался. Я как раз выключила свет и закрывала шторы, когда за окном раздался шум мотора, и двор осветили фары автомобиля. Поддерживая рукой живот, я прошлёпала в прихожую и тихо отворила дверь.
- Свинья. – Презрительно прозвучал голос Загорского.
Я отошла в темноту, чтобы не попасться ему на глаза.
- Да пошёл ты! – Это смеялся Вик.
- Я в последний раз отвожу тебя домой, понял? Если узнаю, что ты опять загулял и нажрался, как скотина, никуда не повезу. Придушу своими руками к чёртовой матери. Как щенка придушу!
- У… мне страшно… - У Вика заплетался язык.
Дверь отворилась, и они вошли.
Марк поддерживал моего мужа под руку. Он замер, заметив меня. Я испуганно прислонилась к стене.
- Ой, Полька! – Расплылся в улыбке Воскресенский. – Моя золотая Полька! Душа моя!
Он протянул ко мне руки, но Загорский подтолкнул его к дивану.
- Иди, ложись. – Грубо сказал он.
Воскресенский сделал пару шагов и рухнул на диван лицом вниз. Слышно было, как он хихикает, барахтаясь.
- Ты мне не нянька! – Промямлил он.
Я так и застыла у стены, поддерживая живот. Ощутила, как тянет внизу, как матка становится каменной, реагируя на стресс.
Марк посмотрел на Вика, затем вернул взгляд на меня.
Тяжело дыша, он уставился в моё лицо. Его глаза сузились, рот изогнулся в недовольной гримасе. Он стоял, склонившись надо мной, и осматривал меня с головы до ног. Медленно втягивал в полутьме запах моей кожи и словно хотел что-то сказать, но не мог.
- И не надо читать мне мораль! – Добавил Вик.
Марк провёл языком по пересохшим губам и стиснул челюсти, а я задрожала всем телом и, кажется, перестала дышать.
Наше молчание разорвал дикий смех Воскресенского.
Я бросила на него взгляд. Он лежал на диване, глядя на нас затуманенным взглядом, его кадык дёргался, а голова запрокидывалась назад при каждом взрыве хохота.
- Думаешь, я не знаю, что ты к моей жене в больницу ходишь? Что цветы ей таскаешь? – Вик с трудом поднялся и, качаясь, приблизился к нам. – Передаёшь ей ромашки свои, тюльпаны, лютики, какую ещё хрень? – От него неприятно и тяжело пахнуло алкоголем. - Думаешь, я идиот, и ничего не вижу?
Он качнулся вперёд, и Загорский немедленно отреагировал. Своей широкой ладонью упёрся в его лицо и с силой, резко оттолкнул. Буквально отшвырнул от себя - точно жалкую собачонку.
Вик беспомощно повалился назад и рухнул на пол, мимо дивана.
- Лучше скажи ей, чем
В последний раз обвёл меня взглядом, наполненным осуждением, развернулся и вышел из дома.
- У меня всегда было всё, у него – ничего. – Пробормотал Вик, пытаясь доползти до дивана. – Ни-че-го!
- Вить, пойдём спать. – Я закрыла дверь на засов, подошла и наклонилась, чтобы помочь ему встать.
- И тебя он не получит… - Упёрся головой в диван Воскресенский. – Пусть даже не пытается обхаживать!
- Никто меня не обхаживает. – Устало произнесла я.
- Ты у меня самая лучшая… – Сонно пробубнил он. – Ты на него даже не посмотришь…