Мои знакомые

Прораб что-то стал доказывать. На нем, Кузьмиче, лежала ответственность: он предлагал общепринятый способ. А Виктор, сгорбись, смотрел на воду, в синих глазах его плыли сумерки. Чихать ему было на Кузьмичеву горячность. В ней ли дело? Земснаряд — это треть общего плана… и, конечно, зарплата. А рабочий человек — он не ангел, у него семья.

Посреди реки зафыркал катерок. Серым утюжком кинулся на припай у мостовых быков, стараясь очистить русло. Но лед не поддавался. Катерок вильнул в сторону и с разгону, отчаянно ревя, сделал круг мимо припая, другой, третий.

— Лихо! — заметил Виктор и вдруг сказал: — А что, если попробовать очистить трубопровод малым давлением?..

Позднее я понял, что означали его слова. Виктор предлагал открыть клапан, уменьшив тем самым давление в трубах: пусть струя потихоньку сама найдет себе щелочки и рассосет «козел». Так никто еще здесь не пробовал.

Кузьмич нервно сдвинул на лоб шапку и попросил закурить.

— Вы же не курите, — сказал Виктор и протянул ему папиросу.

Кузьмич сломал ее и закричал ему, точно глухому:

— Я еще подумаю! Может, мы специалистов пригласим, ассамблею откроем? — Он повернулся и шагнул к дороге, точно и в самом деле собрался искать несуществующих специалистов. А Виктор прыгнул в воду. Ключ будто прилип к его черным рукам. Заскрежетал и откинулся люк.

Не добежав до костра, бригадир замахал машинисту земснаряда. Раздался воющий звук, снаряд дрогнул, погнав по трубам воду.

Минута, другая — холодные, жгучие…

Виктор, сев на валун, протянул к костру ноги в мокрых, дымящихся портянках. Вдруг с того берега донесся длинный заливистый свист. И мы увидели: из темневшего в сумерках жерла трубы забил серый фонтан. «Пробили!»

Потом мы грелись у костра, ожидая машину. Слипались глаза от жара углей, усталости, голода. Звенели на ветру провода. По ним в Москву, видно, уже неслась летучая весть. И представилось вдруг: резкий звонок там, в далеком отсюда московском кабинете начальника, побледневшее от волнения лицо.

— Пробили, Давыд Давыдыч! Порядок!

Давыдыч оценит эту короткую фразу, сам когда-то был прорабом.

Трещала в огне солярка, подходили люди с дамбы и шутили:

— Ну, Витюха, молодчик!

— Он-то? Он у нас министр по «козлам».

Виктор достал из кармана бутерброд, завернутый в газету, разломил его и молча сунул мне половину.

— Пока до дому доберешься, вовсе отощаешь… — вдруг шмыгнул носом, прищурясь. — А то оставайся, поживи. С наскоку чего напишешь. Поселим тебя в общежитие, койка найдется.

— Тем более что дома у меня нет.

— Это как?

— Так. Долго кочевал по стране, корреспондентствовал. Вернулся — дом снесли. Вот, разбирают сейчас мое дело.

— А где ж ночуешь?

— У друзей.

— У женатых? Хлопотное дело… Тем более оставайся. Тут воздуху много. Верно говорю.

Я жевал хлеб, глотал его вместе с подступившим к горлу комком и думал: уйду ли, останусь — никуда мне не деться от Витьки Смирнова, Михаила Харина, Кузьмича. Искал героев, а нашел простых мужественных людей, и это, наверное, одно и то же.

КРАСОТА

— Возьми журналиста к себе на снаряд, — сказал начальник участка машинисту Харину. — Пускай жизнь изучает, может, ро́ман про вас напишет…

Разговор происходил возле прорабской, на берегу Оки, где намывалась дамба — дорога для гиганта-моста. Белорукий, в чистеньком костюмчике, я чувствовал себя неважно среди загорелых шумливых земснарядчиков в линялых кепках и жестких робах. Под взглядом Харина невольно опустил глаза.

— Со снарядом-то знаком? — окая по-вятски, спросил Харин.

— Да нет… Понимаете, интересуюсь гидромеханизаторами. Мог бы, конечно, и так понаблюдать, да неловко бездельником. Вот и напросился, так сказать, по собственному желанию. Знание пригодится, верно?

Кажется, я слегка покраснел, оттого что так некстати разоткровенничался — ведь мы почти не знакомы. Харин в ответ пожал плечом, сказал неопределенно:

— Ага…

Что означало это «ага»: то ли согласие, то ли сомнение? А может быть, Миша Харин предвидел, как будет вести себя новичок, когда попадет в этот плавучий вагон, называемый земснарядом, и его обступит незнакомое царство техники.

И вот я на снаряде… Машинист из рубки подал команду. Над ухом внезапно взвыл мотор, загрохотало спрятанное в чугунную «улиту» колесо, погнав по трубам речную пульпу, ноги мои сами собой понесли меня к выходу. Вокруг все тряслось, угрожающе дребезжала стальная палуба, и на стенке электроотсека стала покачиваться жестянка с изображением черепа и костей. Казалось, вот-вот вся эта махина взорвется, и полетишь в тартарары.

Страх возник мгновенно, сковал движения.

— Женька-а! — кричал из рубки Харин своему помощнику. — Где ключ семь на девять? Дай плоскогубцы!

Женька, кудлатый, как цыган, готовно скалил белые зубы. Он запросто ориентировался в этом грохочущем аду. Но ведь ему тяжело одному. И я тоже решил помогать. Правда, к рубильнику, над которым висела жестянка с черепом, я не подходил, но зато старался по мелочам: обходя опасные места, таскал ключи, ветошь. Миша брал все это не глядя, лишь коротко ронял свое неизменное: «Ага!»