Мои знакомые

— На то и отец, чтобы круто! Ничего, жизнь зато помягче с ним обойдется, жизнь, она подобрей. От нас уйдет, в другом месте устроится и там погуляет. Вон как Коля Мишаков, мясник, который от сквозняков сбежал.

— Мишакову, говорят, неплохо.

— Ну и слава богу.

С самим-то Виктором тоже пришлось повозиться. Попивать стал, жена в слезы, среди дня звонок — повлияйте на него, Леонид Иваныч, опять зарплату не донес… Правда, с Виктором обошелся помягче, все-таки другой он человек — работящий. Да вот, как сам признался, характер мягкий, компания его, видишь ли, затянула.

— А меня почему не затянула? — спросил тогда Виктора на сменном собрании Иваныч. — В ремеслуху я из смоленской губернии попал. Москва, общежитие. После войны не сладко было, всего навиделся. А вот же — не пью, даже не курю…

Молча глядел он на понуро сидевших ребят. А хотелось бы им ответить на это самое: «круто берешь». «Нагрузочка у меня, дорогие товарищи, не ваша, потяжелей, а вот бегу же на объект, если что у кого из вас не заладится, и просто по-житейскому, ежели кого выручить нужно: мать захворала или там сестра приехала, отпусти, Иваныч, отработаю денек — иду навстречу, жизнь есть жизнь. А тебе, Витя, когда срочно деньги понадобились, опять же к Иванычу: «Выручай!» А теперь, значит, «круто беру». Осудил… Прямо не человек я, а самодур какой-то…»

И не выдержал все-таки, выплеснул это в заполыхавшее лицо парня.

— Ладно, понял, — сказал Виктор. — Давайте наряд.

— Нет уж, сегодня тебе наряда не будет. Я тебя на линию такого, с похмелья, не выпущу — еще отвечать за тебя. Сиди…

— Как — сиди?

— А вот так. Люди будут работать, а ты отдыхай.

И сидел парень, томился, боясь глядеть в глаза товарищам, которым выпал, как назло, горячий денек: два обрыва и сгоревший кабель. Случись это до комплексной организации, как-нибудь пережил бы, а сейчас, выходит, за него другие надрывались.

На другой день, придя пораньше, сказал:

— Слышь, Иваныч, лучше год в тюрьме отсидеть, чем такой денек выжить.

Но сам-то Иваныч после этого призадумался. Требует он от своих подопечных примерного поведения, но и позаботиться о них надо, о нормальных условиях — для жизни, работы, культурного отдыха — и стал хлопотать о жилье, тем более что в то время он был депутатом райсовета. Многим помог.

…С женой пришлось все же столкнуться. Только не в обеденный перерыв. Обед ему сорвала авария на линии, а когда возвращался, кутаясь в воротник на морозном ветру, Паня спешила на подстанцию, засигналил ей оттуда зеленый огонек — срочный вызов. И так бывало уж не раз, встретились нос к носу у перекрестка на самом ветровее со жгучей поземкой.

— Здравствуй, Паня.

— Здравствуй, Леня, — и поправила на плече рабочую сумочку, — я к тебе забегала. Еду оставила.

И хотя есть уже не хотелось — замерз, в тепло бы скорее — однако порадовался, что все-таки не забыла о нем.

— Сама-то ела?

— Не успела как-то…

— А дома?

— И дома…

Ну ясно. Это уж так повелось. Один расстроился, другому кусок в горло не лезет.

— Вот сейчас в кафе перекусим.

Но Паня, видать, была под стать мужу: делу время, обеду час.

Пока она возилась у приборной доски на ТП — в трансформаторном помещении, он топтался по холоду. Не выдержал, пошел помочь. Сменили реле, проверили контакты, отверточкой раз-раз — завинтили крепление.

— Все?

— Порядок.

Потом в кафе они отогревались, в свой законный час, чаем и котлетами. И, глядя украдкой, с каким аппетитом Паня ест, не отрываясь от свежей газеты, вспомнилось ему их первое знакомство — тоже зимой: как увидел он ее впервые в подъезде общежития — к брату приезжала из деревни, — и как по-деревенски неуклюже, сам от себя не ждал, вдруг спросил, не пойдет ли она с ним в кино. И тут же, смешавшись, добавил, что он человек порядочный, если не верит, пусть у брата спросит. И если брат скажет о нем худое — порвем билеты.

— Не надо рвать, — сказала она, — и так верю. — И улыбнулась: — А где они, билеты?

— Сейчас куплю!

И они пошли в кино, и он всю дорогу шел рядом, не дыша. Потом, освоясь, стал рассказывать о себе, о своем деревенском детстве в оккупации. Откуда слова брались? Вот, мол, люди кино смотрят, а он въявь все это видел. Брат ушел в партизаны, они с матерью перебивались картофельной шелухой да отрубями, семья — семь ртов. Перед самым наступлением Красной Армии все партизанские семьи — жен, детей, братьев — стали гонять на окопы, а села жгли, злобствовал зверь перед смертью… Плохо было. Два года подряд голодать — не шутка. Сейчас хотя и туговато, а будет лучше. Заживем на славу. А ты, значит, в деревне, на ферме, что ли?.. Я ведь тоже деревенский! Словно вдруг открыл нечто удивительное, объединяющее их, забыв, что только о деревне и молол целый час… Так и прыгал с пятого на десятое, пока не опомнился, глянув на часы, охнул: опоздали в кино на сеанс.

— Что же ты не напомнила?

Впервые робко подняла глаза:

— Неудобно…

— Надо же, неудобно ей. Вот теперь назад поворотим.

— И ладно. Мне и так хорошо.