Мои знакомые

Куда девалась потом ее застенчивость. С характером оказалась Паня, а ничего, притерпелись, правда, бывает, поцапаются, поссорятся, семья есть семья. Особенно из-за Наташи. Болеет он за дочь: восемнадцать лет, глаз да глаз за ней нужен. Ну и отказать ей ни в чем не в силах, то наряды, то театры, то еще что-то. А Паня прямо железо женщина: не балуй девчонку! И точка. А не то сам на себя пеняй. Чего уж там пенять. В жизни всякое может случиться, а все равно дочку жаль, любит он Наташу, вот и балует. Ее-то, Паню, не баловал, жизнь тогда трудная была.

— Лень, я уже…

Он взглянул на пустую тарелку, на светлые, словно бы обиженные ее глаза, и сердце почему-то сжалось…

— Погоди, еще мороженое закажу.

— Зимой?

— Ну яблоки.

Она только головой покачала. А он пошел в буфет. И про утреннее ей не стал поминать, все сама поняла.

За полдень, когда уже стало по-зимнему смеркаться, на табло дежурного диспетчера вспыхнула аварийная лампочка. И он, не переодеваясь, лишь натянув поверх фуфайки оранжевую спецовку, вызвал машину. Больше идти было некому. Одного Волкова пустить не мог, да и что один сделает в такую погоду. К тому же опасно без помощника.

Он всегда инструктировал уезжающих на задание. Тридцать лет на одном месте, в одном доме, сотни тысяч выездов и столько же предупреждений. Лишний раз не помешает. Все-таки гололед, движение, а в их работе всегда доля риска. Светильник чинить — не огород городить. А береженого, как говорится, и бог бережет.

— Ну, бог не бог, — улыбнулся, — а мастер беречь должен.

Сам-то он однажды не уберегся. Оборвался провод, встали трамваи, а время — часы пик, люди на работу спешат, вот и он поспешил, выпрыгнул из машины, бес попутал — вместо того, чтобы обойти по правилам, кинулся вперед и едва не попал под машину, откинуло на тротуар, головой об асфальт, и все — отключился. Восемь дней не приходил в сознание. Это уж ему врач сказал, в институте Склифосовского, сам Леонид Иваныч ничего не помнил. Хорошо еще, хирург попался опытный. Стрельников Игорь Иванович. При таких травмах, как он потом узнал, один из ста выживает.

Повреждение черепа — не шутки. Через сорок дней на ВТЭК дали ему вторую группу и сохранили полный оклад — сто сорок пять, без прогрессивки.

Семь месяцев сидел Леонид Иваныч дома. Сколько он натерпелся за эти месяцы, одна Паня знает. Утром покормит Наташу, проводит в школу, а сам во двор, забьет с пенсионерами козла, раз, другой, третий, и так до ряби в глазах. Старички со скуки сообразят сухого винца. А он не пьет. Потом кто-то предложит в карты перекинуться, в дурачка подкидного, в петуха. Вот житуха. На второй месяц при одном виде домино и карт у него к горлу стала тошнота подступать. А тут еще врачи навещают. Из больницы, из поликлиники, анкетки шлют. Мол, как самочувствие и т. д. А как же иначе, заботятся. И потом, редкий случай в медицине, на нем молодые учатся, и тем самым он якобы приносит пользу науке.

Не выдержал, позвонил врачу:

— Доктор, позвольте к вам заскочу на минуту.

— Так вы уже скачете?!

— Хожу.

— Но это же здорово!

— Вот я и говорю. Хочу вас предупредить — пойду на перекомиссию.

— Ладно, не порите горячку, заходите сначала ко мне…

Сняли с него вторую группу, дали возможность работать. И пришел он в знакомый дом Мосгорсвета. Александр Александрович Дорогов предложил в мастерскую, там полегче работа. А что ему от этой легкости, день-деньской возись с железяками, и опять к Дорогову.

— Ох, непоседа ты, Иваныч. Ну давай поставим тебя мастером, с твоим опытом в самый раз.

Так потихоньку-полегоньку втянулся в новую должность. Непривычное дело: документация, отчеты, начальство требует графики. Еще в первый день, заступая на должность, заметил перемену: привезли серебристые опоры большой высоты. И новые светильники — газоразрядные и натриевые. И только тут подумал — не так уж долго проболел, а сколько нового.

А если заглянуть назад, на все тридцать лет службы, как изменилась электросеть, как похорошел город в сиянии огня, где прежние фонари, тусклые лампочки?

…С минуты на минуту подойдет машина. В такую погоду едва управиться. Он взял с собой Волкова, вышел, чтобы сообщить диспетчеру о выезде, и, случайно оглянувшись, увидел сутулую фигуру вдохе, заглядывающую к нему в конторку. Не сразу понял, кто и зачем, а когда посетитель повернулся, узнал и даже рот открыл от удивления: Мишаков! Из-под шапки не то сочувственно, не то виновато моргали голубые глаза.

— Проведать пришел?

— Ага…

— Поглядеть, как живем-работаем?

— Да, то есть нет…

Что-то его смутило во взгляде парня, в том, как он держался, сутулясь и отводя глаза.

— Случилось что?

— Нет, то есть да…

— Не темни, говори, в чем дело?

— Возьмите меня назад, Леонид Иваныч.

— А грипп? А свежий воздух?

— Там его вовсе нет. Один мясной дух. И субпродукты.

— Холодно. Какое время-то выбрал. — Он все еще раздумывал, что ему делать, как посмотрит начальство на летуна. Сам он летунов терпеть не мог.

— Леонид Иваныч…

— Ладно. Надевай спецовку! Поехали…