Мой знакомый призрак

Тычок от Шрама – и я вышел под дождь, к тому времени успевший превратиться в сильный ливень. Человек-ласка тоже выбрался из салона, и машина укатила прочь.

Мы стояли перед клубом с затемненными окнами и яркой вывеской «Розовый поцелуй». Несмотря на название, кирпичную кладку вокруг окон покрасили в темно-синий, а над дверью красовался позолоченный горельеф орла на скале – тайный знак пивоварен «Старого Трумана – Хенбери». Их во время бурного роста цен на коммерческую недвижимость и превратили в стриптиз-клубы, которые в наши дни процветают в Кларкенуэлле.

Я посмотрел на Шрама, тот коротко кивнул, и мы вошли.

Сначала что-то вроде фойе: угловая комната не совсем правильной формы с ссужающимися к внешней стороне стенами, а на деревянном, натертом мастикой полу грязные следы первых клиентов. В небольшом закутке справа у стола сидел мужчина. При нашем появлении он поднял глаза, но, увидев Шрама, тотчас потерял интерес, и мы спокойно прошли в клуб.

Внутри помещение оказалось куда просторнее, чем можно было судить по фасаду: у одной стены полукруглая сцена, напротив – бар, посередине – с десяток столиков. Вдоль трех оставшихся стен – кабинки, причем освещение продумано так, что сидящие внутри видят все, оставаясь при этом незаметными.

На сцене молодая, уже практически обнаженная блондинка выискивала мелкие, по невнимательности пропущенные детали одежды и, извиваясь в такт музыке, от них избавлялась. Блестящий металлический шест был ее постоянной опорой и время от времени – артистическим реквизитом. С десяток парней в деловых костюмах, расслабляющихся после напряженного трудового дня в Сити, и еще несколько типов, которые больше напоминали туристов, смотрели на ее неподчиняющуюся силе тяжести грудь с едва сдерживаемым изумлением. Большинство были настолько поглощены танцем, что нас не заметили. Те немногие, кто оказался на пути у Шрама или в непосредственной близости, испуганно вскакивали на ноги, а потом, секунд через пять, с трогательно комичным замешательством смотрели на меня. Что ж, наверное, ничего удивительного: рубашка порвана, насквозь пропиталась кровью и липла к груди, в уголках рта кровоподтеки – я же все-таки язык прикусил. Да, наряд очень в стиле Робинзона Крузо!

Шрам по-прежнему подталкивал меня сзади, так что я шел не останавливаясь – к одной из кабинок, которая при ближайшем рассмотрении оказалась занята. Невысокий, крепко сбитый мужчина слегка за сорок сидел один, читал и делал записи в перекидном блокноте. Лицо, насколько удалось рассмотреть при скудном освещении, лихорадочно-красное и покрыто оспинами. Никогда в жизни не видел таких густых бровей. Глаза под ними напоминали маленьких испуганных зверьков или небесный свод под волосатыми ягодицами атлантов. На незнакомце ярко-синий костюм с рубашкой расцветки пейсли и широким, как щит центуриона, галстуком. Я недавно смотрел по кабельному телевидению «Человека из ОКОП», где ОКОП, естественно, не окоп, а Объединенное Командование Обеспечения Правопорядка, и, естественно, вспомнил мистера Уэйверли.

– Так вы любитель анала? – подняв глаза, спросил он.

Намеренно-грубые слова резко контрастировали с бархатным, профессионально поставленным голосом – таким только провозглашать тосты за здоровье монархов или президентов компании. Однако в голосе была не только чванливая надменность, но и готовность от души смеяться над собой и собственным высокомерием. А еще я расслышал акцент, вернее, полное его отсутствие, как бывает у учивших английский по учебникам.

В ответ я лишь сдвинул брови, будто обдумывая философский подтекст вопроса.

– Я видел, как вы смотрите на девочку! – Мужчина рассмеялся хрипло, но с таким удовольствием, что даже плечи передернулись, – Предпочитаете склонных к стеатопигии[14] – именно в ту область был устремлен ваш взор. Следовательно, передо мной любитель анала; нелишне об этом знать.

Покончив с формальностями, незнакомец повернулся к Шраму и Ласке. Испещренная веснушками ладонь заметалась от одного к другому, будто даруя отрывисто-резкое благословение.

– Шрам, ты останешься с нами, а ты, Арнольд, возвращайся на вахту и, пожалуйста, попроси кого-нибудь из девочек принести мистеру Кастору выпить. Шафран или Розу… Лучше Розу: у нее именно такая попа, как ему нравится.

Ласка-Арнольд скользнул прочь, а Шрам растворился в полумраке кабинки – насколько способен раствориться человек с габаритами грузоподъемника. Я перестал думать о мистере Уэйверли, и вакантное место тут же занял Сидней Грин-стрит, сыгравший в «Мальтийском соколе» Каспера Гатмана. Низенький, сплющенный Сидней Гринстрит в рубашке-пейсли.

– Меня зовут Лукаш Дамджон, – наконец представился хозяин. Не Лукас, а Лу-каш – такого имени я еще не слышал. – Мистер Кастор, пожалуйста, присаживайтесь, не смущайте меня.

Сняв шинель, я сел напротив. Дамджон кивнул, будто моя покорность восстановила мир и порядок во всем мире.

– Прекрасно! Я оторвал вас от какого-то важного дела, или вы просто отдыхали после напряженного рабочего дня?