Мой знакомый призрак

Секунду назад было неподвижным, а тут конвульсивно содрогнулось, и голова резко повернулась в мою сторону. Он или она попыталась увернуться от меня, отпрянуть, но особого успеха не достигла. Дергается, а с места сдвинуться не может… Положение странной фигуры недолго оставалось для меня загадкой — я понял, она привязана к стулу. В тот самый момент по затылку ударило что-то холодное, и я упал на колени. Впрочем, в таком положении долго не задержался: на живот опустилась тяжелая нога и я, задохнувшись, рухнул на пол. Вспыхнул свет, ослепляя мои привыкшие к мраку глаза. Однако большой помехой это не стало: оцепеневший, сжавшийся в комок, я бы все равно ничего не увидел.

Сквозь плотную пелену боли прорезался елейный голос Дамджона:

— Мистер Кастор, у меня же определитель номера! — Презрение так и капало с языка Лукаша. — Когда Ричард позвонил с телефона Арнольда, того самого, что вы отняли, избив его в пабе, что я должен был думать?

Дамджон продолжал говорить; по крайней мере, когда я лишился чувств, в каюте еще раздавался его голос.

22

Похоже, без сознания я пролежал не больше минуты. С трудом всплывая на поверхность черного колодца, о котором так лирически писал Рэймонд Чандлер, я опять-таки слышал голос Дамджона. Фразы краткие, рубленые, тон повелительный — похоже, приказы отдает. В ответ по полу заскрипели чьи-то шаги. Отлично, если Лукаш обращается к другому, значит, можно еще поспать.

Увы, меня грубо схватили за шиворот, рывком поставили на ноги, а потом как следует встряхнули, чтобы слетела паутина — вместе с ней чуть не слетела моя голова. Полумертвый, полуживой, я открыл глаза и увидел сцену, от которой окончательно испортилось настроение.

Дамджон с комфортом расположился на одном из диванчиков и закуривал черную сигарету. За его спиной застыли Гейб Маккленнан и Ласка-Арнольд. Помятое лицо Арнольда на секунду согрело мое сердце, но, увы, особо не утешило. Два головореза, с которыми я еще не познакомился, застыли справа и слева от меня и крепко держали за руки. Видимо, понимают: на силу моих резиновых ног рассчитывать не стоит.

К креслу была привязана женщина с серым почтовым пакетом на голове.

— Мистер Кастор, — в голосе Дамджона свозила чуть ли не отеческая строгость, — в начале этого запутанного дела я оказал вам любезность — попробовал подкупить. Честное слово, лучше бы вы согласились!

— Засунь любезность себе в задницу! — беззлобно огрызнулся я. — Ты искушал меня, соблазнить пытался, потому что именно так предпочитаешь действовать. Минут через десять тебя ждет кадриль с омарами в компании отдела нравов, так что давай договоримся. Ты не станешь корчить из себя Эрнста Ставро Блофельда, а я — просить мартини, — увы, прозвучало не слишком уверенно: тот удар по затылку выбил из меня почти весь боевой дух. Значит, нужно как-то выиграть время: двухнедельного тайм-аута вполне хватит, при условии, что буду соблюдать постельный режим.

Несмотря на расслабленную позу, долгих дружеских бесед Дамджон явно не планировал.

Обернувшись, он взглянул на Маккленннна.

— Чего ты ждешь? — негромко поинтересовался Лукаш. — Прибавки к жалованью?

Гейб вытянулся по стойке «смирно», словно кадет из Уэст-Пойнта. Буквально пара шагов — и он уже не за диваном, а рядом со мной.

— Что, урод, намеков совсем не понимаешь? — свирепо глядя на меня, спросил Гейб, расстегнул ворот своей рубашки, потом моей. Надо же, ему нравится! Неужели я неверно истолковал ситуацию: может, сначала изнасилуют и только потом убьют? Но тут Ласка-Арнольд вручил Маккленнану поддон с принадлежностями, которые показались смутно знакомыми, и Гейб принялся за работу.

На поддоне баночка с хной, баночка с водой и две кисточки: толстая и тонкая. Обмакнув толстую сначала в воду, потом в хну, Гейб нарисовал на моей груди большой, довольно неаккуратный круг. Я невольно содрогнулся: вода холодная, будто из Темзы набрали, зато теперь примерно представлял, что должно произойти. Впрочем, если много об этом думать, точно умру, от страха. В отсутствие лучших вариантов я продолжал разыгрывать оставшиеся на руках карты. Увы, козырей среди них не было.

Я взглянул на Розу — конечно, если связанной, как цыпленок при жарке, с почтовым пакетом на голове была Роза. Так или иначе, ее грудь судорожно поднялась, потом опустилась, и я счел это хорошим знаком.

— Остановись, пока не поздно, — чуть дрожащим голосом обратился я к Дамджону. — Отпустишь ее сейчас — максимум, что на тебя повесят, похищение и соучастие в убийстве, а убьешь — сядешь пожизненно. И не здесь, тебя депортируют в Загреб. Представляешь, двадцать лет в хорватской тюрьме? Думаю, досрочное там кровью и потом зарабатывают.

Дамджон улыбнулся, будто я сморозил плоскую шутку, но он великодушно меня прощал.