Мой зверь безжалостный и нежный

Марина, видать, почувствовала что-то, аккуратно отстранилась. Но я сразу поймал её за предплечье и притянул к себе снова, уже без нежности, крепко, зло, будто в отместку. Марина не пыталась вырваться, убрать мою руку, но я ощутил, как она тотчас напряглась. В другой раз я бы остановился, ничего такого бы себе не позволил. Но не сейчас.

Несколько секунд я ещё медлил. Слышал свой пульс и рваное, частое дыхание. Ощущал, как вздымается её грудь, и от этого просто сносило крышу. Порывисто наклонившись к ней, я впился в её губы, жадно, яростно, нетерпеливо…

30

Несколько секунд я ещё медлил. Слышал свой пульс и рваное, частое дыхание. Ощущал, как вздымается её грудь, и от этого просто сносило крышу. Порывисто наклонившись к ней, я впился в её губы, жадно, яростно, нетерпеливо…

Разорвал поцелуй, только когда стал задыхаться. И то лишь затем, чтобы сделать пару глубоких вдохов и вновь на неё наброситься. Я терзал её губы и не мог насытиться. Гладил её спину, шею, плечи. И всего мне было мало. Задрав блузку, трогал её грудь и кайфовал от того, какая она мягкая, какая нежная. Нащупал затвердевший сосок и совсем одурел от ощущений.

Голова шла кругом, пах стремительно наливался тяжестью, меня штормило нереально. В джинсах стало до боли тесно.

Движения сделались резкими, хаотичными, просто я больше не мог терпеть. Однако слишком торопился, молния на её брюках, или что там было на ней, заела. Я уже готов был просто рывком сдернуть с неё одежду, но она остановила.

— Тшш, погоди, не торопись, — прошептала Марина мне в губы.

А потом поцеловала сама. Глубоко, тягуче. Запустила руки под футболку, прошлась ладонями по бокам, по груди, завела их мне за спину. Прохладные пальцы скользили вдоль позвоночника, но кожа от этих её прикосновений горела огнем, а внизу живота закручивался тугой узел. Я задыхался, сходил с ума, вжимался в неё бедрами, хотел чувствовать её всем телом, теснее, ближе. От возбуждения гудело и горячо пульсировало в паху. И когда она пропустила туда руку, я не сдержал короткий хриплый стон и тут же накинулся на неё, сминая губы, сдирая одежду.

С молнией Марина помогла и потом направила, только я и минуты не продержался. Меня почти сразу же накрыло, да так мощно, до слепящих белых вспышек перед глазами. Это реально был космос. Несколько секунд я не мог ни дышать, ни говорить, ни шевелиться. Меня вообще выбило из реальности.

Потом, чуть отдышавшись, сгреб её в объятья, прижал к себе крепко, зарылся носом в макушку. Я опять не знал, что сказать. К тому же стремно как-то стало, что я так быстро отстрелялся. Она, наверное, и понять ничего не успела. Спасибо хоть никак это не прокомментировала.

Вместо слов я благодарно целовал её волосы, тонкие пальцы, плечи, лицо. И сам не заметил, как снова завёлся. Только на этот раз я, как мог, сдерживал напор. Старался понять, как ей нравится, слушал её дыхание, улавливал дрожь тела. И крепился из последних сил. Хотел быть нежным. Хотел, чтобы ей тоже было хорошо. Правда, потом всё равно сорвался. Но хотя бы не так скоро. Я слышал её сдавленные стоны, чувствовал, как подрагивает её тело. И это обостряло ощущения до предела.

Потом мы лежали в обнимку, я — на сброшенной наспех одежде, она — на мне. И я плыл, будто под кайфом. В лом было даже пальцем шевельнуть. Но я читал, что девушки после секса любят поговорить по душам и всё такое. Однако, хоть убей, не мог ничего придумать. Не спрашивать же её: как тебе было со мной? Тупо это как-то, хотя меня этот вопрос очень волновал. Или спросить? Нет, это реально тупо. Ну а все прочие мысли, что лезли в голову, я бы тем более ни за что вслух не высказал.

Спустя минут десять-пятнадцать-двадцать, не знаю, мы вновь начали подмерзать. Марина высвободилась, нашарила свою одежду, я тоже натянул джинсы. Выудил из кармана полурасплющенный Марс.

Марина сначала наотрез отказывалась его взять, потом всё же уступила и ела очень медленно, растягивая каждый крохотный кусочек. И всё норовила угостить меня, хотя там и делить-то нечего. И хорошо, что здесь была какая-никакая вода.

Я светил Марине зажигалкой, пока она набирала в ладони капли, а сам глаз от неё не мог оторвать. В груди пекло и ныло, даже ещё сильнее, чем раньше, но в то же время, стоило подумать, что она теперь моя, по-настоящему моя, как тут же начинала пьяно кружиться голова, сердце трепыхалось, губы сами собой расползались в улыбке, а в животе сладко подсасывало. Мне ещё хотелось. Меня вообще, по ходу, замкнуло, только об этом и думал.

И когда она выпила всё, что нацедила, а потом слизнула остатки воды с ладони, меня опять повело. Я прижался к ней сзади, приник губами к шее. Марина, правда, откликнулась не сразу. В первый момент усмехнулась:

— Что? Опять? Ты как будто дорвался…

Но я не прекращал поцелуи, наоборот, только распалялся. А вскоре и она стала отвечать…

***

Это был, конечно, самый странный и самый офигенный день в моей жизни. Или ночь. Не знаю. Но такого острого и одуряющего счастья я никогда не испытывал прежде. Как идиот, ей-богу.