Мой зверь безжалостный и нежный

Кровать у него широкая, но мы лежали, тесно прижавшись друг к другу. И отчего-то, лежа вот так, в обнимку, было так легко откровенничать. Даже хотелось этого — и слушать, и говорить по душам, ничего не стесняясь и не таясь. Хотелось повторять ему тысячу раз, как он мне стал дорог, так дорог, что больно щемило в груди. Хотелось слышать самой его признания, на которые он тоже не скупился, хотя обычно такой молчун…

Потом я выложила всё про Ромку и извинилась за неосторожные слова. Сначала Тимур помрачнел и напрягся, едва я завела ту тему, но, выслушав до конца, ожил, расслабился, повеселел. Повернулся набок, а потом и вовсе улегся сверху.

— Значит, с малолетками ты всё-таки встречаешься? — навис он надо мной, упираясь в свои локти.

— Только с одним, наглым, безбашенным и жутко ревнивым.

— Так уж и жутко? — его дыхание щекотало кожу.

— Просто кошмарно!

— И что ж ты тогда с ним встречаешься?

— Ну… любовь зла… — ответила я и перестала улыбаться.

Наш шутливый разговор стал вдруг серьезным.

— Ты только не обманывай меня, пожалуйста. Потому что нет ничего хуже поверить в то, чего нет…

Надо же, оказывается, не только я боюсь поверить в любовь. И меня заполонило нежностью.

— Есть, — ответила я ему искренне.

— Правда? Значит, ты… меня любишь?

— Да… Иначе я бы к тебе и не пришла.

Тимур откинулся на спину, запрокинув руки за голову, выдохнул шумно и радостно. Потом снова повернулся набок, наклонился ко мне.

— Ты моя навсегда, — горячо прошептал он, целуя мое лицо.

— И ты мой… мой мальчик… мой сумасшедший, мой любимый мальчик…

— Я так сильно люблю тебя. Аж задыхаюсь. Я и не знал, что можно кого-то так сильно любить. Почему ты плачешь?

— Я не плачу… — улыбалась я, хотя и правда по щекам текли слезы. — Это просто… эмоции.

Я и сама не знаю, почему меня вдруг накрыло чувствами так остро, внезапно и сильно, что они, эти чувства, попросту не умещались в груди. Хотелось и плакать, и смеяться от счастья. И верилось, что всё наконец будет хорошо.

45

Тимур

Я проснулся первым. Сначала даже глазам не поверил, но потом… потом всё вспомнил. Губы сами собой растянулись в улыбке. Выглядел я, наверное, как идиот, но так хорошо мне никогда не было.

Нет, хорошо — это вообще не то слово. Оно просто ни о чём. А такого слова и нет, наверное. Это была эйфория в бесконечной степени. И секс тут ни при чем, хотя удовольствие все еще гудело в теле. Главное, Марина сказала, что любит. Меня любит.

Я снова расплылся.

Марина ещё спала, лежа на спине и тихо посапывая. Несколько минут я разглядывал её лицо, расслабленное, нежное и такое любимое. И меня так распирало, что голова кружилась и в груди было тесно и больно.

Не хотел её будить, но не вытерпел и поцеловал в приоткрытые губы. Совсем слегка, едва касаясь. Потом потянулся, коснувшись бедром её бедра, и аж опьянел от ощущений. Она повернулась набок, прижавшись ко мне обнаженной грудью, и у меня окончательно сорвало клеммы. Обнял её, стал целовать, уже не сдерживаясь, и ласкал везде, где хочу.

Марина почти сразу проснулась, но сбежала от меня в ванную. Я увязался следом, что мне? В ванной тоже можно. Она сначала выворачивалась, но не всерьез, больше смеялась, а потом сама меня поцеловала, да так, что дух вышибло...

За завтраком Тоня косилась на нас с загадочным лицом, будто в курсе, чем мы всю ночь и утром занимались. Я на её многозначительные взгляды никак не реагировал. Пусть знает, мне пофиг. И вообще я давно привык к её безобидному любопытству. А вот Марина сидела как на иголках. Ей явно было неловко. Даже спросила позже:

— Она догадалась? Неудобно как!

— Да брось! Что тут неудобного? Всё естественно. Ты ей очень понравилась, она, наоборот, рада. Она ещё вчера нас сватала. Да и вообще привыкай. Так теперь всегда будет.

— Меня пугает слово «всегда».

— Почему? Ты не уверена в нас? Во мне? В себе?

— Нет, в нас я уверена. Но ведь ещё твой отец ничего про меня не знает. Даже не представляю, каково ему будет обнаружить меня здесь, в своём доме. Помнишь, мы в лагере встретились, когда он тебя привез? Он так смотрел на меня… недобро.

— Да это он на всех так смотрит, — засмеялся я. — В девяностые его убить пытались, подстрелили даже, и он теперь зациклен на безопасности. В каждом встречном видит врага до тех пор, пока железно не убедится в обратном. Так что не переживай, он тебя узнает поближе, поймет, что ты вредить нам не собираешься, нормально тебя примет. Потом ещё полюбит.

Как её можно не любить?

— Не знаю, не знаю, — покачала головой Марина. — Ну вот надо это ему, чтобы чужая девица жила в его доме? Еще и с кучей проблем…

— Это надо мне. А значит, и отцу. Серьезно, вот из-за него уж точно не стоит париться. Он же меня знает, ну и поймет, что я тебя не оставлю никогда.

Убедил я её или нет — не знаю, но больше об отце она речь не заводила и вроде как расслабилась.

Я устроил ей полную экскурсию по дому. Даже в комнату матери заглянули, фотки ей из семейного альбома показал. Она сама попросила. Ещё про каждую разузнала, кто, где, когда.

— Я люблю фотографии рассматривать. А подари мне свою какую-нибудь?