Моя Антония

Дедушка сделал вид, что не замечает, чем она занята, и вежливо поздоровался:

— Доброе утро, миссис Шимерда! Не скажете ли, где Амброш? На каком поле?

— Где дерн. — Она махнула рукой на север, все еще стоя перед коровой, будто надеялась заслонить ее своим телом.

— Его кукуруза с дернины хорошо пойдет зимой на корм скоту, одобрительно сказал дедушка. — А где Антония?

— Где он. — Миссис Шимерда беспокойно переступала босыми ногами в пыли.

— Прекрасно, я к ним съезжу. Хочу пригласить их в будущем месяце помочь мне убрать овес и пшеницу. За плату. До свидания, миссис Шимерда! Да, между прочим, — сказал он, уже шагнув на тропинку, — давайте-ка договоримся, что за корову мы с вами в расчете.

Миссис Шимерда вздрогнула и еще крепче сжала веревку. Видя, что она не поняла его, дедушка обернулся:

— Больше мне ничего не платите, денег больше не нужно. Корова ваша.

— Платить не надо? Корова моя? — озадаченно переспросила миссис Шимерда, и ее узкие, сощуренные от солнца глазки так и впились в нас.

— Вот-вот, платить не надо, а корова ваша. — Дедушка кивнул.

Миссис Шимерда выпустила из рук веревку, бросилась к нам и, склонившись перед дедушкой, прижала его руку к губам. Не знаю, бывал ли он когда-нибудь еще так смущен. Я тоже немного испугался. Мне показалось, будто мы вдруг перенеслись в Старый Свет.

На обратном пути мы все смеялись, и дедушка говорил:

— Она, видно, решила, что мы пришли забирать корову. А знаешь, она бы нас с тобой исцарапала, вздумай мы дотронуться до коровьей привязи.

Наши соседи были явно не прочь помириться. В следующее воскресенье миссис Шимерда приехала к нам и привезла носки для Джейка, которые сама связала. Она вручила их ему с таким видом, словно великодушно отпускала грехи, и сказала:

— Ну что, больше не будешь бить моего Амброша?

Джейк смущенно усмехнулся.

— Я и не думаю ссориться с Амброшем. Он меня не будет задевать, и я его не трону.

— Ну а если он тебя побьет, чем платить штраф? Свиней у нас нет, сказала миссис Шимерда с намеком.

Джейк ничуть не обиделся.

— Пусть последнее слово будет за вами, мэм, — весело ответил он. — Ведь вы дама.

19

В июле ослепительно сияло солнце, установилась та безветренная, жаркая погода, благодаря которой Канзас и Небраска считаются лучшими в мире местами для кукурузы. Казалось, по ночам слышно было, как она растет; в свете звезд на увлажненных росой полях, где стеной стояли пахучие и сочные зеленые стебли с пушистыми метелками наверху, раздавалось легкое потрескивание. Если бы даже всю эту великую равнину, протянувшуюся от Миссури до Скалистых гор, заключили под стеклянную крышу и температуру регулировали по термометру, то и тогда желтым початкам, которые зрели и наливались здесь с каждым днем, вряд ли было бы лучше. В те дни кукурузные поля далеко отстояли друг от друга, между ними простирались невозделанные пастбища. Только мудрый и ясный взор моего дедушки мог предвидеть, что полям этим суждено шириться и множиться, пока в один прекрасный день они перестанут быть участком мистера Буши или участком Шимердов и превратятся во всемирный питомник кукурузы, а урожаи, выращенные здесь, станут так же влиять на экономику, как урожаи хлеба в России, от которых и в пору мира, и в пору войны зависит жизнь и деятельность ее населения.

Несколько недель подряд пылало солнце, а по ночам время от времени выпадали дожди, и судьба урожая была решена. Как только образовались молочные початки, нам и засуха стала не страшна. Мужчины усердно убирали пшеницу и даже не замечали зноя — правда, я без устали возил им воду, — а бабушке и Антонии так доставалось на кухне, что они перестали понимать, какой день жарче, какой — прохладней. По утрам, пока траву еще покрывала роса, мы с Антонией ходили за ранними овощами для обеда. Бабушка заставляла Антонию носить шляпу от солнца, но, как только мы попадали на огород. Тони сбрасывала ее на траву и подставляла голову ветру. Помню, что, когда мы склонялись над плетями гороха, над верхней губой у нее, словно усики, поблескивали капельки пота.

— Люблю работать на воле! Здесь куда лучше, чем дома! — весело напевала она. — Твоя бабушка говорит, я стану похожа на мужчину, пускай! Я хочу быть как мужчина.

Она встряхивала головой и предлагала мне пощупать мускулы на ее загорелых руках.

Все в доме ей радовались. Она была такая веселая, такая участливая, что мы и не замечали, как порывисто она двигается, как неуклюже гремит кастрюлями. Все то время, что Антония работала у нас, бабушка была в прекрасном настроении.