Моя бабушка курит трубку

За стенами избушки все так же бушевала метель. Лорд Шерридар все еще сидел, склонившись над раскрытым сундучком, бездумно перебирая синие самоцветы. Красивый камень сапфир. Особенно, если его правильно огранить, подобрать соответствующее обрамление, не затмевающее глубину и чистоту цвета. Но вот эти камни…. Что-то неправильное чудилось ему в ломаных линиях, в чуть заметных сколах на гранях. Будто камни долго и усиленно пытались не то разбить, не то повредить. Или крутили в барабане с другими камнями, с песком, а потом просто бросили в сундук и забыли на долгие годы. И жемчуг…. Он имеет свойство стареть, если долго не видит дневного света, и не соприкасается с влагой. Снизка, лежащая в сундучке, кажется, была готова рассыпаться в пыль, но каким-то чудом все еще удерживалась в твердом состоянии. Да и золотые чешуйки, странно похожие на чешуйки кедровой шишки. Может, это и есть та самая Золотая Шишка? Но ведь Эмильтель уверял, что ничего подобного в их хрониках нет. Впрочем, это может подождать. Главное сейчас Елена и дети. Он был почти уверен, что беглая супруга скрывается в Северных лесах, в теплых объятиях Феллена. Этот старый филин будет оберегать её как зеницу ока, как собственное гнездо, в которое никому не было хода. Даже самые близкие не знали, где именно находится жилище филина.

Наверное, он все же задремал под близкое завывание метели, потому что такого с драконом просто не могло быть наяву. Только во сне. Странные сны и раньше снились Шерридару, но никогда еще в его видениях не появлялась эта девушка....

....трескучий звонок дребезжит в коридорах светлого и такого уютного здания. Он опаздывает. Долго не было автобуса, на улице мороз за сорок, дома и деревья в куржаке, холодно, и в то же время сыро: город, что с него взять. Серый, перемешанный с солью и песком снег под ногами. Множество людей, спешащих по своим важным делам. Он торопится, а впереди топают две девчонки в искусственных шубках. На одной пуховая шаль, на другой яркая оранжевая шапочка. Почему-то она привлекла внимание. Наверное, потому что это было единственное яркое пятно в серой круговерти…. Девчонки весело пересмеиваются, размахивая разноцветными тряпочными сумками. Они идут по неширокой дорожке, ведущей к институтскому корпусу. Почему-то он никак не может обогнать их, хотя с обеих сторон достаточно места. Но все же обгоняет: занятия вот-вот начнутся, а опоздать на пару к куратору курса нельзя. Обгоняет и чуть скашивает глаза: та, в яркой шапочке отнюдь не красавица, на носу очки в темной оправе, но овал лица так нежен. Сколько лет ей может быть – девятнадцать? Двадцать? Впрочем, неважно. У него семья. Жена, три дочери. Мятущаяся душа и будущий спектакль. Да, он режиссер народного театра в районном селе. Говорят, талантливый. И ему уже за тридцать. Тьфу ты! О чем мыслишь, горе-любовник, - одергивает он себя, все же продолжая наблюдать, как из шубы выныривает фигурка в советской джинсе. Тут настоящие джинсы доступны только заядлым барахольщикам, а девчонки явно из провинции.

-О. какие красавицы! Девочки, а что вы делаете сегодня вечером?

Это Мишка Полянский. Его сокурсник, с четвертого заочного. Талантливый во всем. И в режиссуре, и в пьянках гулянках, и любимец дам. Женат в четвертый раз, и снова косит глазом на молоденьких.

-Библиотекари?

Голос у Мишки с легкой хрипотцой, темные глаза с поволокой, а улыбка обаятельная.

-Нет.