Моя бабушка – Лермонтов

Мужчина отстранил Казика – тот и сам быстро ретировался. Потом профессиональный танцор вытащил из толпы меня и заставил танцевать. Да, у меня были высокие полупальцы (женщины встают в танце на полупальцы, и чем они выше, тем лучше), но считались плохими руки – локти я вечно держала напряженными и не могла ими изобразить крыло птицы. Но тот мужчина, который повел меня в танце, что-то сделал, и мои руки стали крыльями, я опустила плечи и поплыла по кругу. Гости стали так аплодировать, как будто мы исполнили опасный цирковой трюк. Я увидела, как мне под ноги бросают не монетки, а купюры. Танцор вел меня, девчушку, в танце, и я вспомнила все движения – отходила, кружилась на месте. Музыканты продолжали играть. Сил у меня уже не осталось. Но я продолжала идти. Вдруг мужчина позволил мне застыть на месте и хлопать в ладоши – так начиналась мужская сольная партия. Партнерша отходит и хлопает, едва обозначая жест, а мужчина или делает прыжки, или сложные пируэты. Так вот, мой партнер крутился на месте и приземлялся на колени, потом вскакивал и снова делал пируэт, приземляясь на колени. И снова, и снова. Это было похоже на фуэте, которое делает балерина. В самом конце, приземлившись в последний раз на колени, мужчина сорвал с себя папаху. Все гости застыли. Музыканты оборвались на полуфразе. Вся свадьба замерла, тишина стояла гробовая. Танцором оказалась моя мама. Тетя Римма начала аплодировать первой. И все остальные гости устроили нам с мамой овацию. Нам набросали столько денег, что у меня не хватало рук, чтобы их собрать.

Потом я сидела за детским столом – на праздниках для детей всегда накрывался отдельный стол – и подсчитывала заработанное.

Еще позже, случайно, я заметила, как за женским столом плачет бабушка.

– Бабуль, ты чего? – спросила я.

– Ничего. Твоя мать… я ничего о ней не знаю… даже не подозревала, что она умеет…

Мама тем временем развлекала гостей со стороны жениха. Тетя Римма специально вызвала ее на эту свадьбу. И сюрприз подготовила. Римма, которая училась с моей мамой в одной школе несколькими классами старше и танцевала с ней в одном ансамбле, прекрасно знала, что мама никогда не станцует женскую партию, потому что занималась с мальчиками, и мало кто из мальчиков умел танцевать так, как она. Римма хотела сделать моей бабушке приятное. Но бабушка проплакала всю свадьбу. Мама подошла ко мне и отдала свою папаху, в которой были деньги. Много денег.

– Это твое, – подмигнула мне она.

Я тогда тоже готова была заплакать. Я не хотела знать, что мама умеет танцевать так, как никто из молодых мужчин. Я хотела, чтобы моя мама была как тетя Римма – шла по кругу и красиво поводила руками. Или хотя бы как Венера – она танцевала суетливо, дергано, но так, как положено женщине. Знала рисунок танца и не пыталась превзойти своим умением мужчину.

Я села рядом с бабушкой и насупилась.

– Ну что опять не так? – спросила мама, одетая в приличное платье, которое мы на ней раньше никогда не видели. Видимо, тетя Римма постаралась.

– Шут гороховый, а не дочь! Почему ты осталась? – вскрикнула бабушка и ушла со свадьбы. Я поплелась следом, крепко прижимая к груди мамину папаху с деньгами.

Бабушка родила четверых детей. Все умерли в разном возрасте, по разным причинам. Осталась одна мама. Бабушка любила всех своих детей. Но мама вообще не должна была появиться на свет – бабушка ее не хотела, не ждала. И каждый раз бабушка спрашивала: «Почему ты осталась? Почему ты из всех?»

Больше никогда я не видела, как танцует моя мама…

Иногда случались такие свадьбы, что все село с ума сходило. Невеста в дорогом платье, с настоящим серебряным поясом. Еды городской, необычной, редкой, дорогой – завались. Кавалькада машин, которые проезжали по селу и гудели. Машины в лентах, на капоте – кукла-невеста. Эти куклы потом хранились на чердаках, страшные, пыльные, грязные, со всклокоченными волосами. На каждом чердаке можно было обнаружить кладбище мертвых кукол из фильмов ужасов. Моя подружка Фатимка как-то завела меня на чердак в их доме – она играла с куклами, украшавшими машины многочисленных теток. Я тогда чуть сознание не потеряла от страха – на меня смотрели эти куклы в платьях невест, с выпученными глазами, отклеенными ресницами, дырами вместо щек, с залысинами и застывшим ужасом в стеклянных глазницах.

…И одни похороны

Похороны тоже бывали роскошными. Особенно если умирал уважаемый человек.

Так было и тогда. Умер бабушкин однополчанин, ближайший друг, ветеран войны, герой – Тимур Робертович. Умер в собственной постели, в окружении детей, внуков и правнуков.

– Похороны надо делать, – вздохнула Алина, вдова, едва Тимур Робертович испустил дух, – а денег нет. Откуда взять?

– Принесут, не волнуйся. В первый день принесут, расплатишься за остальные дни, – сказала бабушка.

– Может, как-нибудь скромно? В кругу семьи? Только близкие? – без всякой надежды спросила вдова. – Я не выдержу. Зачем он умер? Он же знал, что я ненавижу ходить на похороны! – Алина заплакала, хотя до этого держалась.