Моя бабушка – Лермонтов

– Что такое развеять? Это как? – спросила Алина у бабушки. – И где я должна его сжечь? Что он написал? Переведи!

В тот вечер бабушка в первый и последний раз перешла на осетинский, который прекрасно знала, но не использовала в разговорной речи. С Алиной она говорила на ее родном языке. То, что бабушка заговорила по-осетински, отрезвило Алину, и даже Варжетхан выпучила глаза.

– Кремировать – это значит сжечь, – ласково и подбирая слова, объясняла бабушка, представив себе масштабы бедствия. – Ты получишь пепел. Его и надо развеять. Ты ведь понимаешь, что такое пепел? Есть такая традиция. Во многих странах. Пепел тоже можно захоронить. Или даже оставить в доме. Или развеять, как пожелал Тимур. Ты понимаешь, что такое развеять?

Алина кивнула.

– Пепел хранится в специальной урне. Так это называется. Его мало. Ты понимаешь?

Вдова опять кивнула.

– Проблема в другом, – продолжала бабушка, – деньги на похороны уже получены и потрачены. Место для захоронения готово. Людей собралось больше ста человек, и еще не все приехали, – и мысленно продолжила: «И что теперь делать с главной традицией – когда на кладбище, перед тем, как забьют гроб, все родные должны непременно броситься на покойника, залить его слезами? Люди выкладывают цветы внутрь гроба, подходят, прощаются…»

– Что теперь делать? – спросила Алина у бабушки и Варжетхан. – Они же все захотят забрать деньги. А мы их уже потратили.

Алина в своем полуобморочном состоянии смогла осознать и главную проблему. Если люди не увидят усопшего, они захотят забрать деньги. На какую-то урну с прахом никто и не стал бы их давать. А если деньги уже потрачены, то как отдавать? Традиции не соблюдены.

– Давай не будем кремировать, – предложила Варжетхан, – ему уже все равно. Тебе решать, как лучше сделать.

– Нет, если он хотел, чтобы его сожгли, значит, так и надо сделать, – сказала Алина. – Но почему он мне говорил, что ему нравилось наше кладбище? Он меня обманывал? Зачем он захотел себя сжечь?

– Он горел в танке. И выжил. Наверное, он думал, что должен умереть от огня. Раз тогда не погиб, то сейчас… – сказала бабушка.

– Нет! – воскликнула Алина. – Он просто не хотел, чтобы я страдала. Чтобы не было этих венков, плакальщиц, столов и людей. Он хотел, чтобы мне было легче!

– Может, и так, – ответила Варжетхан, – что мы будем делать? Кремируют только в городе. А похороны уже послезавтра.

– Надо кремировать, раз он так захотел, – решила Алина. – Если бы он был жив, я бы ему все сказала, что я думаю.

– Ты уверена? Не хочешь подумать до утра? Или с сыновьями поговорить? – спросила Варжетхан.

– Если Тимур так хотел, я сделаю. Как я могу не исполнить его волю?

– Ладно, попробую позвонить знакомому в город. Он мне не откажет. Но надо везти сейчас. Ночью. Чтобы никто не узнал. – Бабушка тут же принялась действовать. – Алина, ты точно решила? Не передумаешь?

– Зачем он умер? Зачем не подождал еще несколько лет? Разве ему плохо жилось? Разве я о нем не заботилась? Почему он меня оставил? – вновь заплакала Алина.

– А кого мы хоронить будем? Кого людям показывать? – вернула их к реальности Варжетхан.

– Я не знаю, – залилась слезами Алина.

– Да какие проблемы? – В комнату вошел младший сын-студент, вызванный срочной телеграммой. – Давайте гроб здесь заколотим, и все.

– Что ты такое говоришь? – ахнула Алина.

– А он правильно говорит, – улыбнулась Варжетхан, – пусть сыновья заколотят гроб дома, и мы сделаем вид, что хороним Тимура.

– И как мы объясним это? – уточнила бабушка.

– Люди его видели? Видели. Простились? Простились. Скажем, что Алина совсем с ума сошла и не могла видеть мужа в гробу. Этому тоже все поверят. Я ей дам настойку, чтобы она вообще была не в себе, – сказала Варжетхан.

– Да, так и сделаем, – согласилась Алина.

Ночью бабушка прокралась в свой кабинет в редакции, чтобы позвонить другу-однополчанину, который работал врачом в городской больнице – при больнице был крематорий, – и договорилась о том, что привезет ему тело, да, да, Тимура, который завещал себя кремировать.

Бабушка вызвала своего верного редакционного шофера Эльбруса, и они вместе с сыновьями Тимура перевезли тело, и уже на рассвете была исполнена воля покойного. Алине выдали прах в красивой урне. Самой лучшей из имеющихся. Бабушка лично каллиграфическим почерком написала табличку – годы рождения и смерти.

Алина прижимала к груди эту урну, похожую на небольшую коробку.

– Когда развеем прах? – спросил младший сын. – Может, прямо сейчас?

Все поехали к обрыву, Алина открыла коробку, сыновья зачерпнули по горсти и пустили прах по ветру. Завещание Тимура было исполнено. Алина, наконец, перестала плакать и даже улыбнулась. Она знала, что Тимур ее бы похвалил – за храбрость, за то, что пошла против традиций, но исполнила его волю. А приходить она может и сюда. Стоять на обрыве, самом красивом на всем берегу реки, и вспоминать Тимура.

– Пора, – шепнула Варжетхан. – Нам еще один день надо продержаться.