Моя бабушка – Лермонтов

Снимал же Алик, когда хотел и что хотел. Поскольку на свадьбы, юбилеи его все равно звали – зарезать и обработать туши, то быстро нашлось компромиссное решение. Пока Алик занимался мясом, дядя Бети снимал «парадные» портреты. Когда Алик освобождался, он брал камеру и снимал все, что хотел, а потом дарил фотографии семье. Он снимал детей, которые ловят конфеты, невесту, которая вдруг позволила себе улыбнуться и состроить смешную рожицу младшей сестре. Тещу, которая плачет от счастья. Свекровь, которая ест как не в себя. Все хохотали и ждали этих фото. Повторю – они были добрыми. Даже если он снимал уснувшего на стуле с раскрытым ртом тамаду или младшую сестру невесты, которая с завистью смотрит на старшую. В них не было злости, только добро и юмор. Конечно, все стали звать Алика на мероприятия. Если и не предполагалось резать барана или бычка, то все равно решали резать – чтобы пришел Алик. Дядя Бети брал деньги за парадные портреты. Алик брал деньги за работу мясника, а фотографии шли в подарок. Но ему платили за «мясо» столько, что Алик мог купить и нужную бумагу, и особые приспособления для съемки. Алик вдруг стал очень обеспеченным человеком.

– Слушай, почему я раньше не хотел снимать? – спрашивал Алик у бабушки, которой был благодарен за свою новую жизнь.

– Надо было что-то потерять, – отвечала она совершенно серьезно. – Я после контузии стала слышать музыку в словах. Раньше не слышала. Просто писала как положено, как надо. А сейчас слышу, как красиво. Глухая на одно ухо, а слова слышу.

Да, мама сто раз предлагала бабушке купить слуховой аппарат, готова была заплатить любые деньги, но та отказывалась. Она хотела слышать музыку текстов. Алику предлагали сделать протез. Но он тоже отказался.

Еще одна важная деталь. Алик прошел всю войну. Служил на флоте. До войны он никогда не видел моря и даже не умел плавать. Почему его призвали на флот, по какой такой ошибке, было непонятно. Но после войны любой шум, напоминавший Алику волны, вызывал нервные приступы. Варжетхан сделала ему настойку, но она не очень помогала. Если случалась сильная гроза и дождь лил стеной, Алик мучился дикими головными болями. Он никогда не выходил на берег реки. Никогда не плавал. И не снимал воду, за исключением колодцев и колонок. У каждого были свои фобии – мама боялась коров и гусей, Алик – воды.

– Почему я ничего не боюсь? – кричала бабушка. Она хотела отправить Алика снять новый мост через бурлящую реку. Фотограф отказался категорически.

– Потому что ты Лермонтов, – парировал Алик.

Фотограф сохранил свой военный кортик и им же резал животных. Алик был умельцем, который делает людей красивыми, и был палачом, который умеет красиво убивать. Алик официально нигде не работал, был независимым наемным работником, сейчас бы сказали фрилансером, хотя бабушка сто раз приглашала его в редакцию на полную ставку главного фотографа, а Альбина сто раз приглашала стать главным мясником. Другими ножами, кроме своего кортика, Алик не пользовался. Разве что специальным топором, сделанным умельцем-кузнецом из соседнего села по заказу бабушки. Рукоять топора была изготовлена по мерке с руки Алика – мясник этот топор любил не меньше своего кортика. Алик сказал бабушке и Альбине, что не может сделать выбор между двумя своими профессиями. И обеим пришлось смириться.

Когда Алик шел по сельской дороге, животные затихали, будто что-то чувствовали, а женщины расцветали улыбками. И как раз из-за фотографии женщины разразился грандиозный скандал. В моей квартире на стене гостиной висят фотографии – прадедушек со стороны мужа, прабабушек с его же стороны. Фотографии старые – конца девятнадцатого – начала двадцатого века. Есть фото моей свекрови и ее лучшей подруги, которая стоит на лыжах и с сигаретой в зубах. На стене – двоюродные бабушки мужа, еще гимназистки, в красивых платьях и с белыми бантами, троюродные дедушки в костюмах-тройках. А вот фотография бабушки у меня сохранилась одна-единственная – она в пляжной панамке, улыбается. Панамка съехала набок. Есть и фотография мамы, того времени, когда она пыталась работать у бабушки в газете, жила в селе и еще не сбежала в Москву. Мама стоит в поле. У нее короткие волосы, сарафан с глубоким декольте, из которого вываливается грудь. Есть еще одно фото – она лежит в поле, в мини-юбке. Хорошо видны ноги и грудь. И взгляд – совершенно неприличный. В общем, не случайно мама не прижилась в селе…

Автором фотографий был Алик. Вот уж действительно «репортерская» съемка. Если бы кто-то узнал, что Алик снимает мою маму, дочь главного редактора газеты, в таком виде, маму бы точно сбросили в Терек. Фотографии невероятно красивые – Алик увидел в молоденькой девушке и страсть, и амбиции, и тщеславие.

Так вот – как разразился скандал.