– Только Сесиль могла подать на вечеринке для старшеклассников орехи в карамели, – заметил он и слегка коснулся моей ладони. – Почему эта тусовка напоминает мне аукцион по продаже живописи?
– Что ты здесь делаешь? – тихо спросила я.
– Работаю. И потом, я же обещал тебя подвезти. Считай, приехал чуть раньше.
Не хотелось этого признавать, но, осознав, что его свидание – липовое, я выдохнула с облегчением.
– Как я могла поверить, что ты действительно с ней встречаешься!
– Она иногда бывает очень забавной, – заметил Джеймс.
– Здорово, – сказала я, выжимая лимон в стакан минералки. – Рада за тебя.
– А как твое свидание? – поинтересовался Джеймс.
– Прекрасно, – ответила я, – все хорошо.
– Неоновые цвета, – сказал он, глядя на стакан с лимонадом. – Оранжевая машина?
– Сегодня красная.
– Спектр его интересов безграничен.
И мы разошлись – каждый к своей паре. Тут Сесиль встала.
– Пришло время ежемесячных откровений, – объявила она и передала гостям блюдо с карандашами и маленькими бумажными прямоугольничками, которые показались мне дико знакомыми. – Напишите на листочке свой самый ужасный поступок в этом месяце и бросьте его вон в ту миску.
Этого не могло быть! Наша игра!
Я постучала карандашом по обтянутой джинсой коленке. Джеймс, сидя возле Саманты, размышлял, что написать. Ему вообще было чем поделиться? Разве этот человек мог сделать что-то неправильное? Люс на диванчике уже закончила писать и нашептывала что-то Логану. Он казался расстроенным? Взволнованным? Я сильно сомневалась, что он признался в своем самом плохом поступке этого месяца. Да и Люс вряд ли написала правду. И хотя я до сих пор не понимала, в чем она так сильно провинилась, что Три устроил за ней слежку, наверняка на то была серьезная причина.
К тому времени, когда я наконец бросила свою бумажку, миска заполнилась доверху.
– Готова к очередной приторной лжи? – шепнул мне Пит.
– Что ты имеешь в виду?
– Это когда ты прикрываешь большую ужасную правду маленькой сладкой ложью. Например, на интервью тебя просят рассказать о своих слабых сторонах. И ты, конечно же, не можешь признаться в своих реальных недостатках, потому что тогда тебя не возьмут на работу, поэтому несешь всякую чушь типа: «Я слишком старательная» или «Я неисправимая перфекционистка».
Сесиль взяла миску и руками перемешала записки.
– Напитки готовы, – сообщила она. – Правила все знают.
– Игра на выпивание, – снова зашептал Пит, пока Сесиль выбирала листок. – Она зачитывает признание вслух, и ты, если когда-нибудь делал что-то подобное, пьешь.
А правила-то, оказывается, поменялись с тех пор, как я играла в последний раз. Хорошо, что я написала какую-то ерунду.
Все замерли в ожидании, и Сесиль прочитала первую записку:
–
Сесиль оглядела комнату, пытаясь угадать автора, и на лице Джеймса промелькнуло отвращение.
– Если бы мы играли на деньги, я поставил бы на Рут, – зашептал Пит.
– Не думаю, – ответила я. – Во-первых, ее родители даже не заметили бы пропажи, а если бы вдруг и обнаружили, им по барабану. А во-вторых, Рут, конечно, жестокая, но не до такой степени. Я бы поставила на Мэриан.
Пит был сражен наповал и уставился на меня с таким изумлением, что я тут же пожалела о сказанном.
– Ну как? – спросила Сесиль. – Пейте, если таскали алкоголь у родителей или пытались свалить вину на прислугу. – Она наклонила стакан и сделала глоток.
Почти все гости последовали ее примеру.
Сесиль смяла прочитанный листок и швырнула в нашу сторону. Кит поймал его на лету, и это, видимо, означало, что теперь его очередь тянуть. Он вытащил бумажку из миски, прочитал и ухмыльнулся:
– Думаю, мы все догадаемся, чья это записка.
Все сразу оживились и повернулись к Питу.
– Что, никто больше такого не творил? – хмыкнул он. – Серьезно? Ни с кем не случалось? Ну, будьте здоровы.