Моя безупречная жизнь

Он обнаружил меня на кухне, когда я собирала себе сырную тарелку – ассорти из остатков всего, что было в холодильнике.

Стояла осень, начался мой второй год в старшей школе. Папа заключил сделку о признании вины и вышел из тюрьмы под залог. Оставалось дождаться вынесения приговора.

– Я делаю вид, что приглашена на роскошный прием, – ответила я.

Папа тут же перекинул салфетку через руку, изображая официанта.

– Желаете наполнить снова? – спросил он, указывая на мой стакан с минералкой.

Я хотела закатить глаза, но не выдержала и рассмеялась.

В спальне над нами раздавались шаги.

– Как мама? – спросила я.

Улыбка сошла с его лица.

– Нормально. Выживает.

– Значит, сегодня без свидания, – заметила я, подшучивая и над ним, и над собой.

Долгое время родители дважды в месяц уходили якобы на свидание, но на самом деле шли на сеанс к семейному психотерапевту, который помогал им справляться с давлением публичной жизни. Но после того, что произошло, они больше не могли его посещать.

– Подождем, пока все немного поутихнет, – сказал папа, стащив кусок манчего с моей тарелки.

– Эй! – возмутилась я. – Это мое.

Папа ухмыльнулся, и я на миг забыла, что через несколько дней мы предстанем перед судом, чтобы услышать приговор. И, может быть, этот поздний перекус станет для него последним, проведенным на свободе.

Мне вдруг расхотелось есть. Я подвинула тарелку папе:

– Бери.

Наверное, он догадался, о чем я подумала, потому что помрачнел и подвинул тарелку обратно мне:

– Я уже поел.

– Папа, что будет дальше? – спросила я.

– Жизнь потому и прекрасна, что никогда не знаешь заранее.

Он всегда оставался таким непрошибаемым оптимистом, что иногда было трудно понять, морочит он тебе голову или говорит серьезно.

Я сглотнула:

– Я плохой человек?

– Пошел бы я на такие хлопоты ради плохого человека?

Я пожала плечами – откуда я знала?

– Ты совершила ошибку, – сказал он. – Произошел несчастный случай, и ты приняла неправильное решение. Но одна ошибка не определяет тебя как человека.

Я нахмурилась. Конечно определяет. Только это и имело теперь для меня значение.

– Понятие о том, какой ты человек, какая ты личность, не сводится к одному плохому или хорошему поступку.

– Но я совершила ужасную вещь.

– Это правда, – пробормотал он. – Но тебе дали второй шанс. И теперь твоя миссия – принести в этот мир немного добра.

По-моему, невыполнимая задача. Как я могу нести добро, если только и делаю, что причиняю людям боль? Я безнадежна.

– Как я могу продолжать делать вид, что все нормально?

– А тебе и не надо делать вид, – ответил он. – Ничего уже не будет нормально.

Сквозь потолок было слышно, как наверху мама набирает ванну.

– Пойду узнаю, что там происходит, – сказал папа, хлопнув по столу. Он встал и вдруг оглянулся. – Тебе звонят.

Пока я удивленно разглядывала темный экран, он стянул оливку с моей тарелки.

– Эй! – возмутилась я.

Он быстро попятился к двери.

– Тинейджеры со своими телефонами. Как же вас легко обдурить.

И он подкинул оливку высоко в воздух и поймал ее ртом. Это был его классический трюк для вечеринок. После этого он исчез на лестнице.

Знакомая сцена?

Следующую неделю мы провели дома. Папа практически не выходил. Мы тоже. А какой смысл? Участок вокруг дома оцепили репортеры. Поэтому мы застряли во временной петле, томясь в ожидании и неопределенности. С задернутыми шторами, с опущенными жалюзи, где день и ночь слились воедино, а часы тянулись бесконечно медленно.

Хотела бы я сказать, что нам удалось провести эти дни вместе, но мы были слишком растеряны и подавлены, чтобы общаться. Никто не мог ни спать, ни есть, и каждый двигался по собственной траектории – дремал, рылся в холодильнике, выкидывал недоеденную еду в мусорное ведро и начинал все по новой.

Мама злилась больше всех. Она варилась в собственной злости, едва разговаривала, не хотела даже смотреть на меня. Чтобы как-то отвлечься, она устроила капитальную уборку в доме. Днем, едва заслышав ее шаги, я пряталась у себя в комнате, чтобы не попасть под горячую руку. По ночам я слушала, как она запихивает в мешки старую одежду и обувь. Зак заперся у себя и ушел с головой в видеоигры, выныривая, только чтобы сходить в туалет или прихватить бутылку минералки. Папа много времени проводил во дворе, гулял по саду, любуясь цветами, чего никогда не делал раньше, или молча сидел под крышей беседки – так долго, что я начинала беспокоиться. Я же все время слушала музыку в наушниках, выкручивая звук на полную громкость, чтобы утопить в этом грохоте свои мысли. Без музыки у меня в ушах постоянно завывали сирены, щелкали фотоаппараты, которые окружили нас после пресс-конференции, гремел голос диктора, произносящий имя пострадавшей в аварии.

Вечером накануне вынесения приговора папа предложил заказать ужин из ресторана. Никто из нас не знал, что будет завтра, а мы не собирались вместе за столом уже неделю.