Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть вторая (СИ)

  Однако стоило ему вернуться в Москву, и всё началось сначала. Тоска в Москве на него навалилась такая - жестокая и всеохватная! - что мочи не было её терпеть. Мезенцеву хотелось видеть безумно, жившую теперь рядом с ним, на соседнем 16-м этаже в 48 блоке.

  Но как это было сделать после случившегося 21-го сентября, когда его откровенно послали? - он не знал. Он теперь даже не мог стоять и караулить её в стекляшке как раньше - чтобы незаметно насладиться её красотой, чтобы той красотой напитаться. Понимал, что его легко могут заметить там - и она сама, и подружки, - прячущегося за колоннами. Вот уж смеху-то будет: повеселит он тогда людей своим идиотским видом и поведением!...

  Понятно, что в таком плачевном состоянии ему уже ни до чего не было дела - ни до спорта и ни до учёбы, ни до диплома и распределения. До конца октября он только и делал, что валялся на койке пластом, заложив руки за голову, - глазами потолок буравил и про Таню, не переставая, думал, которую он потерял, так и не найдя ещё, и которую вернуть надеялся.

  На тренировки в Манеж он ходил, не бросал бег, - но делал это для вида скорее, для галочки, чтобы его не выкинули из сборной в самый последний момент и не заменили другим спринтером. Надежд же со спортом он уже не связывал никаких и душу туда не вкладывал. Пусто было в его душе, как напалмом выжженной отказом любимой.

  С Панфёровым он также встретился пару раз в октябре - и тоже по необходимости больше, не по зову сердца. Поговорил с ним по душам предельно честно и откровенно - уже как с равным себе человеком, почти что товарищем, от которого ничего не надо и, соответственно, нечего скрывать, - бренную жизнь с учителем обсудил на минорной ноте. В том смысле, что тяжела ему стала его молодая жизнь, в которой пропала цель бытия, смысл работы и творчества; в которой, наоборот, на голову сыпались одни проблемы и неудачи, разраставшиеся с каждым днём как грозовая туча... И от этого разрастания негатива становилось тягостно и темно внутри, и не было никакого просвета в ближайшем будущем, никакой подсказки, помощи или надежды. Хоть плачь! Про свои любовные отношения с Мезенцевой он скрыл информацию, ясное дело, - однако молодому и прозорливому учителю и без этого стало ясно, в чём главная причина тоски и внутреннего разлада выпускника... В конце Максим получил от опечаленного разговором Панфёрова тему диплома, касавшуюся исторических и геополитических предпосылок Отечественной войны 1812 года, - и всё. После этого он про университетского наставника благополучно забыл: сделал вид, что с головой погрузился в работу, что занят очень.

  Сам же ни к чему не притрагивался совершенно ни в октябре, ни в ноябре, ни дальше - потому что не мог, не хотел, потому что всё ему надоело до чёртиков и опостылело: читалки, конспекты, книги, мать-История. Сил на учёбу не было никаких, да и не лезло тогда ничего в его зачумлённую любовью голову...

  20

  27 октября Кремнёв в составе сборной команды МГУ улетел в Болгарию, ставшую первой по списку в их двухнедельном спортивном турне. Там они соревновались 2 дня с легкоатлетами Софийского университета, завоевали много личных и командных наград. Выступили в целом успешно... Потом на очереди были Румыния, Югославия, Венгрия, Чехословакия, Польша и ГДР - страны бывшего соц-лагеря. И в каждой стране программа у гостей из Москвы была одинаковая как под копирку: до обеда - соревнования, после обеда - лёгкая тренировка на стадионе, где наставники сборной оттачивали прыжковую, метательно-толкательную и беговую технику у подопечных и шлифовали правильную передачу эстафетной палочки, важнейший элемент борьбы. А перед сном приехавшим из СССР парням и девчатам разрешалось походить-погулять по городу в течение двух-трёх часов и уже самостоятельно познакомиться, без гидов-переводчиков и экскурсоводов, сопровождавших команду на всём её пути, как живут соседи-европейцы и чем они заняты, чем кичатся перед советскими гражданами и что выставляют напоказ.

  Надо сказать, что во время того турне все члены сборной МГУ были целы и невредимы по счастью, и были в строю - обошлись без инфекций и пищевых отравлений, растяжений и травм. Поэтому-то запасной Кремнёв в команде был не нужен, по сути, и до обеда он просиживал на трибунах все две недели - поддерживал и болел за своих. А после обеда он тренировался в общей группе - для вида больше, или же на перспективу, этим отрабатывая свой сытный командировочный хлеб, ну а вечером шёл гулять с парнями по столицам стран Восточной Европы - по Софии сначала, потом - по Бухаресту, Белграду, Будапешту, Праге, Варшаве и Берлину. Всё сам там увидел и запомнил накрепко, всё по достоинству оценил.