Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть вторая (СИ)

  Молитву тихую любви,

  Земное первое мученье

  И слёзы первые мои.

  О! выслушай - из сожаленья!

  Меня добру и небесам

  Ты возвратить могла бы словом.

  Твоей любви святым покровом

  Одетый, я предстал бы там,

  Как новый ангел в блеске новом;

  О! только выслушай, молю, -

  Я раб твой, - я тебя люблю!"

   М.Ю.Лермонтов

  1

  В Москву с командой Кремнёв вернулся 10 ноября, в День советской милиции. И почти сразу же по приезду на него навалилась тоска - тяжёлая, изматывающая и без-просветная, - которая поедом ела Максима до отъезда ещё, поставив, видимо, цель совсем его, отвергнутого, извести, в ничто превратить, в половую тряпку. Живущую по соседству Мезенцеву ему опять захотелось увидеть - хоть мельком, хоть краешком глаз, - до боли в груди захотелось быть рядом с ней: чтобы любоваться её неземной КРАСОТОЙ, чтобы её КРАСОТОЙ восхищаться, подпитываться как раньше. Полгода назад он это делал быстро и без проблем. Теперь же всё многократно запуталось и усложнилось.

  Первый день, день приезда в общагу, он ещё как-то пережил-продержался, нашёл в себе силы не киснуть, не паниковать, не подаваться сплину. Сначала вещи распаковывал в комнате и модными кроссовками и спортивным костюмом хвастался, примерить их всем желающим позволял, а попутно рассказывал сбежавшимся университетским дружкам про поездку и про саму Европу, про спортивные успехи сборной МГУ; привезённые подарки между делом раздаривал - полиэтиленовые пакеты в основном с красочными по бокам картинками. Их в устремлённой в Космос России тоже не было в те годы: они относились к категории дефицит.

  Потом Максим спустился вниз и пообедал с Жигинасом в столовой. С ним же пошёл после этого и пиво пить в пивнуху к китайскому посольству, по душам тет-а-тет беседовать после двухнедельной разлуки, подробно рассказывать ещё разок про жизнь и порядки в Европе, что Серёгу сильно интересовало по какой-то неясной причине: спустя многие годы выяснится - почему. Вернулся он из пивнухи пьяненький и смертельно усталый вечером - и стразу же завалился спать. Спал спокойно и глубоко в ту ночь - последнюю спокойную ночь на пятом курсе фактически...

  2

  На другой день он проснулся поздно - в 10-ть часов по времени, когда Меркуленко с Жигинасом не было на месте: оба по делам убежали. А куда? - Бог весть. Они ему не докладывали. И только у надломленного любовью Максима никаких дел в мыслях и планах не было, как это случается обычно с солдатами-калеками, списанными со службы по инвалидности. Ничто уже не интересовало и не манило его, как прежде, энергией и бодростью не заряжало, - ни спорт, ни учёба, ни диплом, ни даже будущее распределение, контуры которого ещё даже и не просматривались. Поэтому-то он и лежал на кровати животом вверх, безвольный и опустошённый, - и только про Таню, не переставая, думал, к которой так долго стремился мыслями и душой, которая одна его тогда нестерпимо манила, мучила и волновала. Он представлял себе её раз за разом во всём чарующем блеске и красоте - и всё осознать и поверить никак не мог, и для себя принять терзающего душу факта: отчего у него с ней всё сразу же в глухую и непрошибаемую стену упёрлось? И быстро закончилось из-за чего, ещё и не начавшись даже?

  "Неужели же я так противен ей, до такой невероятной степени, - лежал и гадал он, - что она никаких шансов мне не дала, даже и выслушать не пожелала?... Да-а-а-а! Дела! Не думал я, не подозревал, даже и в страшном сне не предвидел, что могу вызывать у девушек подобного рода чувства - отвратные и блевотные. Красавцем я никогда не был - согласен; не родился ухарем записным, от которого девчата дуреют и текут в два счёта. Но и не урод же я, как кажется, не дебил контуженный, не прощелыга, не жулик с вокзала, которые к людям подкатывают, чтобы объегорить и обобрать... И вдруг такое резкое и решительное "нет - и всё" из её уст. Никакой надежды она этим своим "нет" мне не оставила, никакой щелочки для борьбы и итоговой победной дружбы, прямо-таки совсем никакой..."

  3

  В полдень он, наконец, поднялся с постели, безжизненный и помятый, умылся, оделся, нехотя спустился в столовую и пообедал там в одиночестве и безо всякого аппетита, поняв, что без-полезно своих вертлявых корешков сидеть и ждать, одержимых московской пропиской и её получением. Потом он поднялся к себе на этаж опять и, категорически не желая ничего делать - над темой диплома думать, читать и писать, трудиться в поте лица, как и положено было выпускникам, его однокурсникам, - он провалялся на койке до половины пятого, ворочаясь с боку на бок. После чего он встал с кровати с кислым видом, накинул на плечи куртку, закрыл на ключ блок и нехотя побрёл в Манеж - на собрание сборной команды легкоатлетов. Там должны были подводиться спортивные итоги их зарубежной поездки и, одновременно, производиться финансовые расчёты, на которых каждому спортсмену-сборнику требовалось отчитаться, сколько он чеков за рубежом потратил, чтобы получить финансовую компенсацию от Спортклуба МГУ, или же, наоборот, оплатить чрезмерные расходы, которыми грешили некоторые студенты...

  4