— Нет, этого я никогда тебе не обещал. Твоему отцу я обещал несколько выгодных сделок, и свои обещания полностью выполнил, а между нами с самого начала планировался только фиктивный брак, все остальное придумала ты. Если хочешь создать видимость семьи, я не против, перестань пить и шляться по барам, будем просто жить вместе в фиктивном браке.
— Ты совсем сдурел? За идиотку меня держишь. Я тебя ненавижу, Егор, больше всего на свете ненавижу, у меня был парень, любимый парень, когда ко мне пришел отец и сказал, что я должна выйти замуж за тебя, — истерично выкрикивает.
— Почему тогда ты согласилась на брак со мной? — искренне удивляюсь.
— Отец меня убедил, что так будет правильно, — с какой-то обреченностью произносит, — это ты должен был отказаться, это все из-за тебя.
— Возможно, ты и права, — пожимаю плечами. Я не должен был допускать этого брака, но я тоже в тот момент пошел на поводу у своего отца.
— Ненавижу, ты мне всю жизнь испортил, — кричит, впиваясь в меня безумными глазами. Дрожащими руками открывает свою сумку, достает пистолет и целится прямо в меня.
Я равнодушно смотрю на оружие, которое направлено мне в грудь и понимаю, что мне не страшно, возможно, для меня это будет самый лучший выход, потому что жить в такой обстановке нет уже никаких сил. Да и без своей настоящей семьи жить я не хочу.
Я вижу, как искажается ее лицо в истерике и как сильно дрожат руки, вероятность попасть мне в сердце здесь, конечно минимальная, но она остается. Эмили делает пару шагов назад, зажмуривается и нажимает на курок. Выстрел гремит на всю округу, разгоняя стаи птиц над крышей нашего дома. Попала, понимаю по острому жжению в груди. Она все-таки в меня попала.
Марина
С громким криком просыпаюсь посреди ночи, сердце бьется в груди, как ненормальное, щеки мокрые от слез, ночная сорочка тоже вся сырая и липкая от пота. Внутри все скручивается от боли, дышать получается с большим трудом, а я не могу понять спросонья, что происходит.
Встаю с кровати, проверяю радио няню, там на первый взгляд все в порядке, но все равно решаю сходить в детскую и убедиться лично, что с детьми ничего не случилось. После похищения Матвея, тревога и страх за детей не улеглись до сих пор.
Захожу в детскую, делаю знак няне, что все в порядке, ненадолго подхожу к каждому из детей, поправляю одеяльце и целую в макушку. Покидаю комнату, но чувствую, что щемящее чувство беспокойства в груди так и не улеглось. Спускаюсь на первый этаж и начинаю ходить по комнате взад вперед, судорожно обнимая себя за плечи. Да, что же это такое. Что со мной творится.
Внезапно останавливаюсь и понимаю. Егор. С ним что-то случилось. Я чувствую. Я знаю. Слезы снова текут по щекам, я их даже вытирать не успеваю. Что здесь можно сделать? Как помочь ему? Сердце в груди сходит с ума и бешеным пульсом отдает в висках, вызывая острый приступ головной боли.
Слышу за своей спиной чьи-то шаги и быстро отворачиваюсь к окну. Если это мама, не хочу ее пугать и расстраивать, у нее снова подскочит давление из-за моих переживаний.
Мы с детьми вылетели домой почти сразу после разговора с Алексом. Билеты для нас нашлись, а оставаться в чужой стране дольше у меня не было никакого желания. Я не стала никого из своих предупреждать о нашем приезде, чтобы не волновать раньше времени. Уже здесь дома были бесконечная радость от встречи и слезы от пережитых эмоций, а потом длинные разговоры по душам. Я, заручившись поддержкой Алены, поговорила с мамой и все ей рассказала, только самые неприятные подробности упустила. Пришлось ее отпаивать лекарством, конечно, но и правду надо было как-то рассказать.
— Марин, — слышится сонный голос Алены, — ты чего здесь? Случилось что?
Алена с детьми всегда оставалась у нас, когда Паша уезжал в командировку. Детям было чем заняться всем вместе, да и ей было не так не скучно с нами.
Я поворачиваюсь к ней, и она сразу все понимает. Подходит ближе и смотрит прямо в глаза с таким участием, что даже легче немного становится.
— Егор? — спрашивает сочувственно.
Я обреченно киваю и закрываю лицо ладонями, чтобы скрыть новые потоки слез.
— Пошли на кухню, чтобы нам никого не разбудить. Мама услышит, опять расстроится.
Алена уводит меня за руку и тут же начинает суетиться, заваривает мне успокоительный чай. Ставит чашки на стол и сама садится рядом.
— Расскажешь? — осторожно спрашивает, не настаивает. Как я люблю ее деликатность. Всю ее люблю. Хорошо, что она есть в моей жизни, такая добрая и родная.
— С ним что-то случилось, — хриплым от слез голосом начинаю говорить, — я чувствую. Вот здесь, — прикладываю ладонь к сердцу.
— Боже, — вырывается у нее, — когда же все это кончится. Вы так намучились уже, бедные мои.
Она встает со своего стула и просто обнимает меня. К своей груди прижимает и слегка раскачивает, как тогда после операции. Я утыкаюсь лицом в ее мягкую пижаму и изливаю свое горе, а она просто слушает меня, гладит по волосам и обещает, что все будет хорошо.