Забыв что надо дышать, смотрела на ее лицо: брови сошлись на переносице, пока она вчитывалась в написанное. Затем повернулась ко мне.
— Оль, он в реанимации, — медсестра растеряно развела руками. — К нему нельзя.
— Мне очень надо его увидеть. — Девушка только покачала головой. — А Полина? Полина Эверс на смене?
— Поля? Да, но ей осталось полчаса.
В глазах все расплывалось от слез, которые я так долго сдерживала. Выхватив телефон из кармана, я набрала телефон подруги. Она ждала звонка, и уже через пару минут вышла из лифта и быстрым шагом направилась ко мне. У палаты остановилась, повернулась ко мне:
— Слушай, этот мужик, кто он тебе? Извини, что спрашиваю, я знаю, что ты собралась разводиться…
— Друг. Мой самый лучший друг, еще со школы.
— Он в тяжелом состоянии, пришлось ввести в искусственную кому. — Я судорожно выдохнула, кивнула. — Уже приходили из следственного комитета.
— Что с ним?
— Его нашли на шоссе в больше чем сто километров от города. Сначала привезли в местную больничку, но вовремя поняли, что не справятся. Его кто-то здорово отделал. Несколько рёбер сломаны, трещина в челюсти, есть повреждения внутренних органов, возможно придётся делать операцию, это будет зависит от его организма. Ну и, — Полина вздохнула, — сотрясение мозга.
— Я хочу его видеть.
Девушка кивнула, открыла дверь, пропуская меня в палату.
— …Никита! — ахнула я, сжала руками лицо.
Я сама врач, постоянно имеющая дело с различными травмами, сама когда-то проводила операции, трепанацию черепа, да и все эти трубки, катетеры, провода видела множество раз. На чужих людях. Но это был Никита! Мой Никита!
Его голова была обмотана бинтом, лицо отёкшее, в ссадинах и кровоподтёках, в разрезе на шее трахеотомическая трубка для вентиляции легких, грудь затянута в корсет. Тиканье и писк машин, отслеживающих состояние больного.
— Как долго он будет в коме? — спросила Полину.
— Утром ему сделают КАТ-скан, если нет слишком серьезных повреждений внутренних органов, то от силы пару дней, в противном случае, сама понимаешь, неизвестно. Я настаиваю на МРТ — на случай повреждения головного мозга. А вообще не хочу делать далеко идущие прогнозы. Твой друг поступил поздней ночью, повезло, что заметили его у какого-то капустного поля. Похоже, он сам выполз оттуда.
— Капустного поля? — я задумалась. — А ты не знаешь, что за местность, где обнаружили Никиту?
Полина кивнула:
— Знаю, сто седьмой километр Дмитровского шоссе.
Я тоже знала эту местность. Сразу после того как заканчивалось поле, был поворот к нашей даче. Что Никита делал там ночью и почему ни я, ни Артём не знали, что наш друг находится в России?
Или Артем знал?
Столько вопросов, столько самых разных мыслей, догадок — в голове самая настоящая каша.
Пододвинув стул, села рядом с Никитой.
— Я не могу оставить его одного, — одарила Полину твердым взглядом, — я никуда отсюда не уйду.
— Оль, мне здорово влетит.
— Может, я смогу договориться?
Девушка рассмеялась.
— Я денег не беру. И ты меня не убедила. Ты можешь прийти сюда завтра утром — твой друг будет всё так же лежать. Обещаю, что никаких негативных изменений с ним не случится, а из комы его выводить пока не собираются. К тому же у меня поручение от мужа — ревностно следить за состоянием его здоровья. Они с моим Кроком друзья. Сейчас ты можешь провести с ним не больше часа…
Хоть час.
Я сидела, вглядываясь в изувеченное лицо человека, которого так хорошо знала и… любила. Если бы он не уехал тогда, выбрав образование вместо меня, я бы никогда не стала женой Артёма. У нас с Никитой уже был бы пятилетний сын, я бы не ругалась каждый день с матерью изо всякой ерунды и — самое главное — не потратила бы бездарно столько времени.
Я не могла винить Никиту за то, что его выбор пал не на меня. В конце концов, в том, что парень не поступил в МГИМО, отчасти была моя вина — я оказалась камнем преткновения для обоих парней. Обоим крутила головы, обоим давала ложные надежды. Какая же я была дура!
Я сидела, держа Никиту за руку. «Всё будет хорошо, мой родной, — беззвучно шептали мои губы. — Я с тобой. Я больше никогда не отпущу тебя».
Глава 41
Никита
В голове проносились какие-то яркие, цветные геометрические фигуры — желтые, красные… Это мельтешение раздражало, мешало сосредоточиться. На чём? Кроме этих прямоугольников и треугольников, я ничего и не видел. На какое-то мгновение показалось, что, кроме головы, у меня ничего и нет. Эта мысль испугала.
Послышался какой-то писк, сначала длинный, а за ним много отрывистый.
— Никита, ты меня слышишь?
Знакомый голос. Так захотелось улыбнуться в ответ и кивнуть — я слышал, но почему-то тело не хотело повиноваться, было невыносимо тяжелым. Я попытался открыть глаза, но веки не поднимались. Да что же это такое?!
Мне почудилось, что открылась дверь, затем легкие шаги.
— Поля, мне кажется, он приходит в себя, — все тот же голос. Кто это?
— Утром начали выводить его. Пора. Рада, что не задеты важные органы. Он, Оля, у тебя счастливчик.
«…он, Оля. У тебя счастливчик…» — Оля? Моё самое любимое имя. Мне словно захотелось его попробовать на вкус. — О-л…