Моя чужая дочь

– Вот, посмотри. – Достаю из сумки и протягиваю ей небольшой альбом с десятком фотографий.

Луиза рассматривает снимки не торопясь, отмечая каждую деталь. Совсем как я – по тысяче раз на дню.

– У нее твои глаза, Эрин. И нос, и губы…

– Она просто красавица! – восклицаю я и чувствую, что краснею – вроде сама себя расхваливаю.

– Уже сказала ей?

Я качаю головой. Забрасываю ногу на ногу. Откидываюсь на спинку.

– Я с ней даже не говорила.

– Ага, – кивает Луиза. – Куда спешить. Это точно. Теперь мне спешить некуда.

Прошло несколько месяцев, прежде чем наша жизнь вернулась в норму. И я счастлива. Если вся твоя жизнь – сплошной хаос, трудно даже поверить, что когда-нибудь все наладится.

Роберт теперь специализируется на защите прав детей. А началось все, по его словам, с двоих ребят Боуменов, Джоя и Алисы. Он избавил их от вечных скандалов и мордобоя родителей, и сейчас они живут в приемной семье – пока не решат, как быть дальше. Роб говорит, ребята учатся прощать любимых людей. Думаю, Роб и сам учится тому же самому.

Моя история стала еще одной причиной нового поворота в его карьере. По крайней мере, так он сказал, лежа рядом со мной в постели примерно через неделю после нашего с Руби возвращения из Брайтона. Мы с ним все еще ступали по очень тонкому льду. Роберт старался понять и принять обстоятельства появления на свет Руби и насилие, пережитое мною в детстве. Все к лучшему, убеждала я мужа. Ведь теперь он единственный отец Руби, и ему не с кем бороться за любовь дочери – ну, разве что со мной. О том, что Густав к нашей девочке не имеет никакого отношения, я умолчала.

– Мы справимся. – Ладонь Роберта легла на мой живот – жест скульптора, оценивающего материал для ваяния. – Я точно знаю. Понял это, когда думал, что потерял тебя.

– Мог и потерять… – Я перекатилась на бок и встретила его выжидающий взгляд. – Ты ж юрист до мозга костей, даже дома, даже со своей семьей. Все допытывался. Правда тебе нужна… – Я отвела глаза. Кое-что обо мне он все-таки не знает – и не узнает никогда. – Понимаешь, всю жизнь я удерживала окружающих по ту сторону барьера, которым отгородилась от мира. Уж в этом я преуспела, Роб. И лишь тебе удалось ко мне пробиться. (Господи, где найти слова, чтобы он понял?) Вот представь, что человек ранен. Сорви с этой раны пластырь. Если даже просто прикоснуться к больному месту – человек дернется. Но тебе и этого мало, ты суешь в рану палец и ковыряешь ногтем!

– Я? – выдохнул Роберт.

– Да, Роб. Никто и никогда до тебя не бередил эту рану.

Кажется, он начинал понимать. Глаза сузились и потемнели, взгляд заскользил по моему телу.

– Ну допустим… Откуда эта рана взялась – вот вопрос.

Увиливая от ответа, я вытянулась на Роберте, чтобы отвлечь его единственным безотказным способом.

Вслед за кофе нам подают панини – бутерброды с моцареллой, базиликом и чесночным соусом. Я откусываю, и соус течет по пальцам. Луиза смеется, протягивая мне салфетку. И снова смеется: ее панини ведет себя не лучше. Но мы все равно не беремся за вилки с ножами – так вкуснее.

– Получила метрику Руби? – спрашивает Луиза.

– Угу… – киваю я, облизывая губы. – Пару недель назад. Роберт взял на себя всю бумажную волокиту.

Я вздыхаю – точь-в-точь как в ту минуту, когда увидела свидетельство о рождении своей дочери, которая будто заново появилась на свет – уже официально. Когда я показала документ Руби, моя красавица расплылась в улыбке, обняла меня, прижалась щекой к моему плечу. Скоро она уже будет выше меня.

– А что с удочерением?

– Продвигается. Вообще-то требуется письменное согласие биологического отца…

Какое мы с Робертом имеем право на Руби? Сколько раз я задавала себе этот вопрос… Обнаружив малютку в шкафу, я искренне верила, что нашла свою больную девочку. Как представлю, что ее родная мать, быть может, обшаривает каждый уголок страны в надежде вернуть ребенка… От этой мысли можно сойти с ума. Вот только в глубине души я уверена, что мать бросила Руби, – так же, как Бекко просто взял и выбросил мою девочку.

– Но дядя ведь изнасиловал меня, когда мне было четырнад… К тому же его давно нет в живых, так что его согласие с повестки дня сняли. – Я заставила себя улыбнуться.

Луиза – единственный человек, с которым я поделилась этой тайной, а теперь начинаю привыкать и к беседам с психоаналитиком, хотя и рискую потерять Руби, если выложу всю правду.

– Ну а ты как, Лу? Еще побудешь в Лондоне?

– А! – Луиза отводит глаза. – Ты об Уиллеме… – И она впивается зубами в панини.

На этой неделе столько всего случилось. Во-первых, я взяла приз за новаторство в оформлении витрины. Глупейшая история, если подумать, – я ведь и не собиралась принимать участие в каких-то конкурсах. Это Бакстер расстарался – и «Маргаритка» обскакала все цветочные магазины в стране. Обо мне даже статья в журнале вышла с фотографией. Я сохранила журнал.