Я едва успел отскочить от дверей, как мимо вихрем пронеслись обе девушки. Уж не знаю как «Карл» выкрутился, да только русская промолчала о своём открытии, таскалась к нему как ни в чём ни бывало. А я не одну неделю ломал голову, пытаясь разгадать, кто же «Карл» на самом деле. Почему-то даже в голову не пришло сдать её Вильгельму. Я хотел сам во всём разобраться. Через пару дней мы с парнями угодили в госпиталь, а когда вернулись, узнали, что партизаны напали на село, и Карл пропал. Я места себе не находил. Даже думал, что девчонка сбежала сама, учитывая, что однажды она уже пыталась. Но когда увидел её в лесу, чудом избежавшую расстрела, понял, что её обман не связан со шпионажем.
Конечно я подстраховался и следующие недели внимательно наблюдал, но она не делала ничего подозрительного, даже писем никому не писала. Это было тоже странно — должна же быть у неё семья, друзья в конце концов? Также я окончательно отмёл версию, что она сбежала на фронт, желая послужить стране. Она же словно в насмешку упрямо повторяла заученные речи, которые совсем не соответствовали её поступкам. Странно, что остальные не замечали, как она с жалостью смотрела на русских. Уловки, к которым она прибегала, избегая участия в боевых действиях. Разгадать её тайну оказалось не так и просто. Я измучился ещё больше чем в те дни, когда подозревал в себе извращённые наклонности. Всё чаще я чувствовал злость, видя, как она каждый день бессмысленно рискует собой. Она могла погибнуть под пулями. Могла, забывшись, выдать себя. Но больше всего я боялся, что ошибаюсь, и она всё-таки окажется сбежавшей преступницей. Ведь порой её рассуждения выходили за рамки кругозора подростка, едва закончившего школу. Чего стоило одно то, что она цитировала запрещённых писателей. А откуда у неё умения профессионально водить машину и познания в медицине? Но когда в очередной раз она слегка приподнимала маску и позволяла чуть более откровенный разговор, или когда я видел неподдельную грусть в её глазах, я моментально забывал о своих подозрениях. Она могла быть резкой, насмешливой, даже грубой, но я видел и её уязвимость и боль, которую она старательно прятала от всех и не верил, что она опасна.
Отчасти я хотел, чтобы это время не заканчивалось. Девушка, которую я люблю, рядом, но я прекрасно понимал, что каждый день, проведённый на фронте, даётся ей нелегко. Во-первых, такие нагрузки тяжело вынести девушке, во-вторых, постоянно изворачиваться, сохраняя свою роль — это нужно постараться. Я всё больше удивлялся, что никто ничего не заподозрил. У неё ведь нежные правильные черты лица, но это ладно, ведь парни тоже бывают смазливые, но когда её волосы начали отрастать, она ведь всё меньше походила на мальчишку. Наверное, наши просто привыкли и не заостряли внимания. Всё, что я мог сделать — это незаметно присматривать, чтобы вовремя прийти на помощь. «Карл» конечно в состоянии и сам постоять за себя, но мне было спокойнее, когда она под моим присмотром. По возможности защитить её на учениях, проследить, чтобы не доставал Шнайдер, с которым они вечно цапались. Не такой уж я оказывается бесполезный слабак. К тому же снова вылезла ревность. Нелепая, бессмысленная. Я ведь понимал, что парни воспринимают её как мальчишку, но порой казалось, что она специально дразнит меня, позволяя Коху трепать волосы или тепло улыбаясь Касперу. Я сам связал себе руки и теперь мучился догадками — а я хоть немного нравлюсь ей? За эти месяцы мы сблизились, я знал её лучше чем кто-либо другой. Всё упиралось в то, что она по-прежнему считала меня геем.