Моя чужая новая жизнь

— Такие вещи обычно плохо заканчиваются, Карл, — Винтер чуть отступил, но по-прежнему удерживал мой взгляд, продолжая выговаривать. — Тебя могли застрелить или взять в плен русские. Ты мог попасть за самоволку в штрафной батальон.

Я молчала, а что отвечать? Разводить детский сад в стиле я-больше-так-не-буду?

— Посидишь здесь на хлебе и воде, а там видно будет, — почти успокоившись, огласил мой приговор Винтер и окинул меня на прощание взглядом, в котором всё ещё плескался непогашенный гнев.

Резко развернувшись, он вышел, с треском приложив хлипкую дверь сараюшки. Я на подгибающихся ногах опустилась на ближайшую кучку сена. Чувствовала себя просто отвратно. Ну надо ж было так облажаться, перепутав дорогу! А сколько нервов ушло, пока придумывала да озвучивала свои отмазки? Теперь, когда адреналиновая волна немного схлынула, меня раскалёнными вилами колола совесть. Я ведь, чтобы выпутаться, не осмелилась совсем уж врать немцам. Девчонка, сбежавшая к партизанам, действительно имела место быть. У меня до сих пор стоял в ушах торопливый шёпот, подслушанный пару ночей назад у сарая:

— Доча, да что ж ты удумала? На кого ты бросаешь меня?

— Не могу я смотреть, как эти псины фашистские разгуливают по селу, топчут нашу землю. Я батьку пойду искать. — Сидела бы дома, окаянная. Нас немцы пока не трогают, даст Бог так и дальше будет. А вот если схватят ваш отряд, тогда худо придётся…

— Не трогают? Да ты разве не слыхала, что они творят в округе? Я не буду дожидаться, пока снасильничают или заберут, как девчат из соседнего села, робить на них!

Так что мою легенду легко подтвердить. Другое дело, что немчики вряд ли обнаружили бы побег несчастной девушки. По-моему, все местные были для них на одно лицо. А теперь по моей милости могут расстрелять её мать или вообще всех до кучи. Спасла себя, но подставила целую деревню. Молодец. Я с горечью поняла, что нет во мне самоотверженности предков, что я абсолютно не горю желанием умереть ещё раз. Но вот как далеко я зайду в стремлении выжить? Во рту пересохло, но было лень вставать и искать свой ранец. Мне, наверное, никогда не удастся перестроиться под существующие порядки и законы. Я не смогу следить за каждым своим словом, быть готовой к тому, что любой поступок мог привести к необратимым последствиям. Никогда раньше не ощущала такой беззащитности. В любой момент тебя без суда и следствия бросят в камеру, запытают до полусмерти, да вообще сделают всё, что угодно. И никому нет дела до безымянной девчонки, ну или парнишки.

***

Следующие два дня растянулись в тоскливые размышления и ожидание продолжения банкета. Я оставила попытки верить в лучшее, когда доподлинно известно всё только худшее. Честно пыталась отсыпаться, подозревая, что не скоро ещё выпадет такая возможность. Утро и вечер для меня обозначались тем, что приходил кто-нибудь из солдат, выпуская меня, скажем так, справить естественные потребности, и приносил пару кусков хлеба и фляжку воды. Остальное время я убивала, пытаясь разложить по полочкам, чего мне делать дальше. Ясен хрен вторую попытку побега я рискну предпринять очень и очень нескоро. Значит надо настроиться на жёсткую муштру Винтера. Опять контролировать все мелочи, чтобы не выдать себя, пытаться как-то ужиться среди этих супостатов. Да где я так нагрешила, что мне даже помереть спокойно не дали, а? Шикарное, конечно, посмертие или как там эта хрень правильно называется?

Делать было абсолютно нечего, и я постоянно торчала под дверями, пытаясь разузнать, что там в мире творилось. Собственно ничего хорошего не творилось. Винтер ещё в первый день согнал всех жителей перед штабом и объявил, что за пособничество партизанам будет расстрелян каждый: хоть женщина, хоть ребёнок, хоть бабка девяностолетняя. Переводил им какой-то пацанёнок, видно, лучше других учивший в школе дойче. Возле штаба постоянно кипела бурная деятельность — война как-никак. Немцы без дела не сидели: то неслись громить красноармейцев, которые, понимаешь, не сдавали позиций где-то на передовой, то шарились в лесах, отлавливая подпольщиков. Гул орудий теперь всё время звучал фоном.