Моя чужая новая жизнь

А тут ещё Фридхельм. Я с детства привык его защищать от отца, от мальчишек во дворе, но как я должен делать это здесь, на войне просто не представляю. Я не могу всем закрыть рты, ведь трусость и мягкотелость Фридхельма вижу не я один. Сегодня вот опять до меня донеслось:

— Винтер, сделай насечку на прикладе: «Никогда не выстрелит».

— Главное — успеть спрятаться, когда выстрелит иван, да?

Я попытался ещё раз поговорить с братом, что так больше не может продолжаться, что хватит уже прятать голову в песок и пора браться за ум. Получил в ответ презрительно-послушное: «Ну не всем же быть героями. Ты хочешь чтобы я сражался? Хорошо, в следующий раз включи в список добровольцев и меня».

Глупый, избалованный матерью мальчишка! Дело даже не в том, что он трус. Вон погибший парень Шмидт тоже боялся идти в бой, но он преодолевал свой страх, он был на всё готов ради своей страны. А Фридхельм ходил по опасной дорожке, высказывая своё отношение к войне, евреям и сомнения в нашей победе. Сердце неприятно царапнуло — я вспомнил его взгляд, которым он меня встретил после расстрела русских. Он ничего не сказал, но я видел, что он знал о том, что произошло. И этот молчаливый упрёк в родных глазах почему-то задевал сильнее открытого неповиновения. Как бы я ни отрицал бесполезность большинства его принципов, но почему-то в голове крутились, словно заевшая пластинка, когда-то сказанные слова: «Война не делает никого лучше…»

Невесёлые мысли отвлёк шум со стороны столовой. Я прислушался — топот сапог, крики. Надо пройти разобраться, что там происходит, но мне навстречу уже бежал Бартель с перекошенным лицом:

— Скорее, лейтенант, вы должны это сами увидеть!

Да что там могло случиться? Внезапная атака русских? Поймали кого-то из партизан? Возле избы-столовой царил хаос. Каспер сидел, согнувшись на ступеньках, и стонал от боли. Причём не он один — человек пять навскидку. Шнайдер, кривясь словно от удушья, пытался расстегнуть форменную куртку, санитары уже осматривали Вербински. Что, чёрт возьми, происходит? Неужели какое-то заразное заболевание? И тут я почувствовал это. Машинально расстегнул ворот мундира, стиснул зубы, не давая стону вырваться. Мои парни не должны видеть своего командира вопящим от боли. Что бы это ни было, надо сохранять трезвую голову и быстро брать ситуацию под контроль.

— Подготовьте машины для отправки пострадавших в госпиталь, — прошипел я ближайшему солдату, чувствуя, как жжение пожаром охватывало меня от груди, спускаясь ниже.

Мне только сейчас пришло в голову, что никакая это не болезнь. Больше похоже на массовое отравление. В деревне остались только дети, женщины и старики. Неужели кто-то из них осмелился на такое? Им это не сойдёт с рук. Придётся показать, что мы можем быть не только добрыми и снисходительными с побеждёнными.

Глава 5. Неважно в каком ты живёшь мире, важно какой мир живёт в тебе.

Арина

— Карл, ты в порядке? — я непонимающе повернулась и наткнулась на встревоженный взгляд Фридхельма.

— Да, — огрызнулась и раздражённо выдернула рукав, за который он ухватил, пытаясь привлечь моё внимание. Пока что я в порядке, но вот насчёт дальнейшего не уверена. Мы всей толпой ехали в больничку и похоже мне конец. Не представляю, как смогу откосить от медосмотра, учитывая, что натворила. На душе было муторно и гадко от самой себя. До сих пор прокручивала в памяти события последних суток. Надо было либо травить всех, как тараканов, настойкой со стрихнином, либо вообще сложить лапки и признать своё малодушие. Но я же умудрилась отличиться. Вроде как и грех на душу не взяла, но по факту уделала немчиков с особым садизмом. Ещё и такую беду на свою задницу накликала.

— Приехали! — рявкнул Кребс. — быстро выгружайтесь, проходите и ждите доктора. Сначала он, конечно, поможет пострадавшим, но вы не смейте никуда расходиться без моего приказа!