Я едва не поперхнулась дымом.
— Как и положено истинной арийке, — осторожно ответила я. — Для меня они в первую очередь враги. Я имею в виду большевиков и тех, кто им помогает.
— То есть мирное население у вас вызывает сочувствие?
— Как у любого более-менее гуманного человека. Вряд ли пятилетние дети и старики могут считаться полноценными врагами.
— А ваша домработница?
— А что с ней не так? Я выбрала эту девушку, потому что она услужлива, почтительна. По крайней мере, я уверена, что она не станет плевать в мой кофе. Честно говоря, я не понимаю, откуда такие вопросы?
Вайс загадочно улыбнулся.
— Дело в том, что до меня дошли слухи, что вы не раз заступались за этих крестьян.
Это кто же распустил языки? Наверняка ребятки Файгля. Наших-то осталось всего ничего. Я уверена, что даже Шнайдер не стал бы перемывать мне кости.
— Это сложно назвать «заступаться». Меня возмутило, когда солдаты повально стали вступать в интимную связь с девушками из деревни. Разве это не запрещено уставом? За связь с неарийкой можно в два счёта вылететь в штрафбат.
— По-моему, вы слишком строги к ним. Разумеется, такие связи порицаются, но война есть война, а у мужчин свои потребности. К тому же, я имел в виду не только этот случай. Насколько я знаю, вы частенько отказывались проводить допрос пленных партизан.
Холера! Он что под меня копал?
— Да, это так, — медленно ответила я. — Но лишь потому что от вида крови и других… увечий мне становится плохо. Почему по-вашему я переводчица, а не медсестра? Ведь в госпитале гораздо спокойнее, чем на фронте.
Вайс прищурился, разглядывая меня словно сейф, который позарез необходимо вскрыть.
— А что вы скажете по поводу вашего неоднократного попадания в плен?
— Позвольте напомнить вам, что я девушка. Да, обращаться с оружием умею, но я не закалённый боец с безупречной реакцией. И давайте прекратим этот разговор, который больше походит на допрос. Вы не поленились раскопать обо мне это, а попутно вам разве не рассказали, что во время этого «плена» меня чуть не повесили и тяжело ранили?
Вайс задумчиво кивнул и, не отводя взгляда, небрежно сказал:
— Вашу домработницу подозревают в том, что она и есть загадочная радистка. Солдаты на посту не раз видели её, идущую якобы из деревни.
— Я же говорила, что разрешила ей навещать бабушку.
— Эрин, я понимаю, вы попали в сложную ситуацию. Пожалели молодую девчонку, — от его задушевного тона у меня по спине пробежали ледяные мурашки. — Искренне надеюсь, что вы не связаны с подпольем и поэтому предлагаю честно рассказать мне всё, что знаете. Я вам помогу. По-тихому приведите мне девчонку, и никто ни о чём не узнает. Все в плюсе. Вы избавитесь от проблемы, а уж я сумею её расколоть.
— А почему, собственно, вы не можете просто забрать её на допрос?— нет, тут явно что-то сильно не то.
— Если официально арестовать её, мы спугнём остальных подпольщиков. Я же хочу сначала побеседовать с ней сам.
— Простите, но я ничем не могу вам помочь. Эта девушка не имеет ничего общего с подпольем, а уж я — тем более.
— А ваш муж знает, что вы, возможно, ведёте двойную игру? — его тон снова сменился на небрежный, развязный.
Играем в «хорошего плохого полицейского»? Да только не на ту напал.
— Я не желаю больше слышать непонятные обвинения, — я решительно шагнула к выходу. — Будьте так добры открыть эту дверь, если не хотите, чтобы я пожаловалась на ваши выходки генералу.
— Интересно, а он знает, что вы на четверть русская?
Я почувствовала, как сердце сделало резкий кульбит. Как он…?! Вайс учтиво поддержал меня за локоть и подтолкнул к стулу.
— Всё же присядьте, наш разговор ещё не закончен.
Я сверлила его мрачным взглядом. Ничего не буду говорить, пока не выложит все карты на стол.
— Да, гауптман Файгль совершенно не умеет хранить секреты, — усмехнулся Вайс. — Беднягу развозит от пары бокалов вина. Хорошо, что он не разведчик, правда?
Да уж, вот было бы огорчение.
— Полагаю, раз ваш командир осведомлён о таких пикантных деталях, герр лейтенант тем более в курсе, — продолжал издеваться Вайс. — О, я всё понимаю любовь великая вещь, и, разумеется, в другое время тоже умилился этой трогательной фронтовой истории, но когда на кону стоит победа — увы, нет. Так что, Фридхельм вас покрывает?
— Меня не в чем покрывать, герр гауптман, — резко ответила я. — Да, может, у меня и не очень подходящее этому времени происхождение, но я не раз доказала свою преданность Германии и Рейху, так что если у вас нет конкретных доказательств, что я в чём-либо виновна, прошу вас, давайте закончим этот бесполезный разговор.
— Закончим, как только придём к консенсусу, — в голосе Вайса прорезались металлические нотки, так, словно он начинал терять терпение. — От вас требуется всего лишь привести эту девчонку в условленное место. Либо выдайте мне тех, кто, возможно, состоит в подполье.
— У меня нет и не может быть знакомых в подполье, — холодно отчеканила я.