— Ой, правда? — парирую с наигранным удивлением. — А я думаю, почему на ней до сих пор плёнка? Даже её сорвала, — звучит двояко, но я и правда лишила всю технику девственности сегодня.
Хочется спросить: неужели вы не мыли посуду раньше?
Как так? Есть из контейнеров неудобно!
— Уборщица придёт утром, — жмёт плечами Орлов, будто отвечая на мой немой вопрос.
— Я в курсе, — на всякий случай сообщаю.
Вытираю раковину, как мама нас всегда учила, и ставлю сковороду в сушку.
— К каким таким родственникам ты ездила? — неожиданно для меня меняет тему Алексей, облокачивается обеими руками о стол и продолжает пилить тяжёлым, требовательным взглядом.
— Тётка, — спокойно вру.
Сегодня пока стояла в пробках, придумала ложь на любую мелочь, к которой можно прицепиться.
— Троюродная или типа того. Они с мамой были в детстве близки, а потом как-то жизнь раскидала… — Делаю паузу, чтобы рассказ не звучал слишком уж отрепетированно и подробно, будто оправдываюсь.
— Откуда она? Ты же вроде говорила, у тебя никого нет!
— И не было. Вернее я не общалась! Не знаю, как она меня нашла, если честно… Но нашла и позвонила.
— И что ей нужно?
— Отгадай, — тяжко хмыкаю я, и этот жест получается органичным, ведь говорю правду.
— У неё проблемы, и я решила скататься, посмотреть как живут единственные “родственники”, — изображаю кавычки пальцами, как бы намекая, что сама сознаю сколь дальнее и условное это родство.
Орлов кивает, будто всё понимает и становится как-то спокойнее.
Мне кажется, что у каждого богатого человека, должны быть дальние тётки-дядьки, которым вмиг становится нужна помощь. Так… по мелочи. И я не думаю, что богачи всем подряд помогают, иначе таковыми бы уже и не являлись. На случай, если у Орлова предубеждение к таким историям, стараюсь говорить отрешённо, но печально. Без фанатизма и “слепой веры”.
— Что-то серьёзное? — интересуется Алексей.
— Дочка болеет, — роняю быстрее, чем думаю о последствиях. Мне некогда рассчитывать насколько это провально, но солгать сейчас так легко, что прямо манит. — Моя… выходит что сестра. И тётка набрала кредитов за последние годы, просто… я не знаю каким чудом ей вообще их одобряли. Бешеные долги, а скоро новая оплата за лечение.
— Что за лечение? — то ли не верит, и хочет поймать на лжи, то ли и правда интересуется.
Наливаю себе бокал, достаю нарезку из качественного, дорогого сыра и ставлю между нами.
В приглушённом свете кухни, с вином, это всё чертовски семейно, а история будет полна подробностей… ведь я не солгу! Лишь чуть-чуть искажу факты.
Орлов поверит каждому слову!
— Девочка… перенесла лейкемию. Лечение дало осложнения на другие органы. У неё была операция на почке, несколько сложных комплексов терапии. Сейчас ремиссия, но…
— За рубежом? — не столько со знанием дела, сколько с сочувствием, уточняет Орлов.
— Да. За рубежом. Санаторий для онкобольных детей, где занимаются и почками, и общим состоянием ребёнка и всем подряд. У неё каждый раз что-то новое, организм медленно приходит в себя.
— А разве государство не помогает? — резонно уточняет Алексей.
— Насколько я поняла, государство даёт путёвки, но их сложно получить и плюс дорога, визы. В общем всё сложно, когда у тебя нет денег от слова совсем.
— Кем работает тётя?
— Санитарка. Мужа нет, он погиб, а на иждивении помимо Сони, ещё сын — Саша! — Последняя правда-ложь даётся легко, ведь моя единственная опора — отец, отправился на тот свет три года назад, вслед за мамой.
— И ты собираешься им помогать? — Орлов всё же озвучивает вопрос, которого и жду, и боюсь, но уточняет спокойно настолько, что я чувствую к нему… искреннюю симпатию и даже благодарность. Он проникся, я вижу сочувствие, жалость к этим незнакомцам.
— Я бы очень хотела… — робко начинаю, жадно следя за его реакцией, — взять на себя хотя бы их кредиты. Это меньшее, чем я могу помочь. На большее они…
— Я понимаю, понимаю, — кивает он. — Давай! Нет проблем! И кстати, сколько это? Десять-пятнадцать тысяч?
— Я… — мнусь, озадаченная неожиданной щедростью мужчины, которого уже нарекла грубияном. — Я уточню, — сдержанно киваю, чтобы не показать радость от этой новости. — Мы рефинансируем их в один, и я просто буду заниматься этим сама, чтобы у тёти не болела голова.
— Как зовут тётю? — вдруг интересуется Орлов.
— Тётя... Лида, — без страха отзываюсь, сама не знаю почему на миг запнувшись на своём имени.
Не хочу скрывать такие мелочи. Чем больше информации у человека, тем меньше он захочет копать.
— Окей, окей… — он отставляет пустой бокал и, закрыв глаза крутит шеей. Сначала морщится от боли, разминая её, а потом тихо мурчит с блаженством.
Массаж!
О нём говорила Лада…