— Что ж, ты права. Я не так глуп, чтобы заключать контракт с незнакомой женщиной, поверив только её немногочисленным словам. Но не волнуйся, я не копал твоё грязное бельё, не имел желания вытаскивать скелеты из шкафа. Мне была необходима только общая информация...
Моё сердце едва не останавливается. Испуганно застываю в объятиях Алексея и таращусь на него все глаза:
— Что ты имеешь в виду? Что конкретно ты обо мне узнал?
Сердце отбивает лихорадочную трель. Понимаю, что волнение начинает сдавливать глотку. Боюсь, сейчас прозвучит то, чего очень сильно боюсь — разоблачение! И тогда окажется, что я действительно самая настоящая подлая лгунья!
— Я знаю, что ты из очень бедной семьи. Из многодетной семьи! — значимо добавляет Орлов. — Что твои родители погибли. Что у тебя остались две сестры и брат...
Кажется мир начинает рушится — разделяющее нас стекло, идёт трещинами, скрипит под напором правды, которая вот-вот разрушать этот барьер.
Мне даже кажется, что сейчас Орлов зло засмеётся. Плюнет в лицо. Гневно встряхнёт. А потом разоблачительно заявят, что я продажная, лживая тварь, и сейчас обязана немедленно уйти прочь!
Но вместо этого Орлов чиркает носом по-моему и опять целует в губы:
— Не надо так переживать и паниковать. Я не лезу в твою жизнь. Не осуждаю и не советую. Твоя жизнь — твоя! И поэтому ни о чём тебя не спрашиваю. Ты рассказала то, что посчитала нужным. Я не настаиваю на большем. Просто надеюсь на большее. Если захочешь… Я терпелив. Умею ждать, — он чуть-чуть понижает голос и опять и крепче сжимает объятия. — Очень надеюсь, что ты когда-нибудь доверишься мне полностью!
— То есть, ты знаешь что у меня есть сестры… брат, и тебя это не смущает? — Мой голос меня подводит — переходит в тихий, непрочной сип.
— Да!
Прокашливаюсь:
— И ты знаешь, где они живут?
— Да…
— И что конкретно ты о них знаешь? — подвожу к главному.
Орлов немного тушуются.
— Я же сказал — немного. Только вот эту информацию. Ты разочарована?
Молчу. Боюсь дышать.
— На момент заключения контракта, мне большего было не нужно. Но я ждал что ты начнёшь о них говорить, попросишь помощи. А ты, руша все мои стереотипы об алчности людей, не обращалась. Вот и не предлагал. У вас же конфликт! Хотя если бы ты хоть раз заикнулась, я бы обязательно помог. Немного расстроился, что ты как все, но помог. Тем более, если я правильно понял, у твоей младшей сестры заболевание крови? — не то утвердительно бурчит Орлов, не то вопросительно.
Моё сердце вновь пропускает удар.
Даже чуть вздрагиваю, словно получаю пощечину.
— А если так, тебя это пугает? — Робко уточняю. — Думаешь, я с тобой, чтобы вытряхивать деньги? Только ради…
— Чшш, — шикает властно Алексей, требуя заткнуться. — Ты никогда не скрывала, что тебя волнуют деньги, но я ждал правды.
Сглатываю сухим горлом, торопливо соображая, как вести себя дальше, что говорить
— А то, что я не помогаю открыто своей семье, тебя не насторожило? — совсем тихо, почти страшась своего смелого заявления.
— Меня все в тебе настораживает, пугает и восхищает. И не лукавь, ты помогаешь, — переча мне, кивает с улыбкой Орлов. — Тихо, тайно, но ты собираешь средства. Если думаешь, что я не знаю о начислениях на отдельный счёт, зря, — хмыкает Алексей повергая меня в очередное недоумение. — Ты не дурачишь меня, не обкрадываешь — я тебе это позволяю. И знаешь почему?
Меня больше теперь волнует вопрос, для чего собирает деньги Лада, но эта претензия не к нему, поэтому коротко киваю.
— Потому что знаю, что такое бедность. И понимаю тебя лучше, чем кто-либо.
— Ты…
— Да, — ему даже не требуется моего полного вопроса, Орлов понимает меня с полуслова, — я не родился в золотом памперсе. У меня не было бриллиантовых сосок. Не было серебряной посуды и нянь. У меня не было… даже родителей или других родственников кто бы захотел меня взять себе.
— Ты рос беспризорником? — горло сдавливают невидимые тиски. — Или в детдоме? — голос совсем стихает, потому что эта новость ошеломительна.