– Антон, нам нужно поговорить… – вновь пытается меня оттолкнуть, но я не позволяю, снова вжимая ее в подоконник, поглаживаю животик, забираясь под тонкий свитер, касаясь теплой нежной кожи.
– Мы поговорим позже. Таня-я-я-я, – выдыхаю ей в ушко, прикусывая мочку. – Я не могу сейчас трезво оценивать ситуацию. Ты мне очень нужна.
В ушах шумит от возбуждения, оттого что, наконец, в моих руках правильная женщина. Моя.
– Антон, я так не могу-у-у-у, – хнычет, как ребенок, а сама плывет в моих руках, неосознанно откидывает голову, открывая мне доступ к нежной коже на шее, которую я хаотично целую, оставляя засосы.
– Да не было у меня ничего с ней, она даже ширинку расстегнуть не успела, – озвучиваю грязные подробности, но зато честные.
– Аверин! – злится, хватая мои руки у себя под кофтой. Резко разворачиваю ее, обхватываю скулы и впиваюсь в губы. Сопротивляется, но когда меня это останавливало? Такого извращенца, как я, это только дико заводит, порождая желание отбирать все, что принадлежит мне.
Рычу ей в губы, вынуждая отвечать. Сдается. Приоткрывает рот, впуская мой язык. Да. Вкусная! А на фоне голодовки у меня вообще рвет крышу. Ничего не соображаю. Так всегда было только с Татой. Словно она одна единственная женщина в моей жизни, а все остальное – недоразумение. Ее пальчики еще больно сжимают мои плечи, впиваясь ноготками, и по инерции пытаются оттолкнуть, а губы уже сдались в мой плен.
– Извини, на нежность вообще сейчас не способен.
Кусаю ее губы, кожу на шее, грубо сжимаю талию, хватаю свитер, снимаю, откидывая куда-то на пол. А под свитером не было бюстгальтера. Грудь налитая, тяжелая, красивая. От нее пахнет сексом, моей любовью, одержимостью и жаждой жизни. И я спешу вдохнуть это все в себя, чтобы испить до дна, иначе умру от обезвоживания.
Спускаюсь голодными поцелуями ниже, сжимаю грудь, ловлю острые соски и стону вместе с Таней, когда она прогибается, облокачиваясь на подоконник, чувствую, как она хватает меня за рубашку, пытается расстегнуть пуговицы, а когда ничего не выходит, дергает, отрывая их.
– Да, моя хорошая, именно вот так. Чувствуешь, что по-другому никак?
Она хаотично кивает, глотая воздух, соглашаясь, сдирая с меня рубашку. Помогаю ей, быстро откидывая ненужную тряпку. Расстегиваю ее джинсы или брюки, не понимая, что на ней надето – мне все равно, я просто хочу быстрее избавить нас от преград. Снимаю, сдергивая вместе с трусиками. Отхожу на шаг и осматриваю Таню.
– Моя! – вновь рычу, хватаю за талию и резко разворачиваю лицом к окну. Зарываюсь в волосы, надавливая на затылок, а другой рукой тяну за бедра, вынуждая прогнуться. – Вот так, – веду ладонью от попки по позвоночнику и к затылку. – Идеальный прогиб, моя кошечка, – на выдохе выдаю я, ощущая, как болезненно пульсирует член. – Ножки! – уже не способен на просьбы, но моя девочка чувствует меня, раздвигая ноги, открывая мне свои прелести.
– Антон, – стонет она, окончательно ложась щекой на подоконник, а я кайфую от того, что Тата со мной на одной волне. Я балдею от ее позы и от призывно виляющих бедер.
– Не двигайся! – рычу, когда она хочет подняться. Расстегиваю ремень, ширинку и выпускаю на волю давно налитый каменный член. Прижимаюсь им к ее попке, укладывая в ложбинку, и со стоном опускаюсь грудью Тане на спину. Не двигаюсь. Дышу, дышу, возбужденно покусывая ее затылок. – Потекла уже? – это не вопрос, по ее дрожи чувствую, что Таня на все готова. Накрываю ладонью ее нижние губки, раскрываю, поглаживаю, запуская пальцы глубже. – Потекла, – констатирую я, размазывая влагу, по горячей плоти. Таня подрагивает, виляя бёдрами, создавая трение, и мой член начинает болезненно пульсировать, наливаясь еще больше. Кажется, я могу кончить прямо вот так, потираясь об ее попку, лаская мокрые складочки и дыша ее возбуждением. Врезаюсь в нее сразу двумя пальцами, одновременно прикусывая кожу на шее. Давлю, поглаживаю нужную точку, так как она любит и всегда быстро улетает. Тугие мышцы сжимают мои пальцы, ее ноготки скребут по подоконнику, а тяжелое дыхание превращается в протяжные стоны. Хочу! Хочу ворваться в нее прямо сейчас.
Еще немного играю с ней, дразню, нажимая на клитор, а потом обхватываю член и вхожу в нее, не вынимая пальцев. Вскрикивает, замирая, глотает воздух. Да это слишком много для нее, но…
– Больно? – Мотает головой и хнычет, как ребенок. – А что тогда?
– Тебя слишком много.
Усмехаюсь, еще немного поглаживая подушечками пальцев стеночки, и вынимаю мокрые пальцы.
– Дай мне свои губки и язычок, – всовываю в сладкий ротик мокрые от ее соков пальцы, заставляя облизать. А Таня всасывает их сильно и прикусывает больно, когда набираю темп, трахая ее сильнее и глубже, до конца, сжимая бедро. – Плохая девочка, – хрипло усмехаюсь, вдавливаю ее рукой в подоконник, крепко удерживаю бедра и срываюсь в бешеный темп.
Выхожу, вновь резко вхожу, повторяю действие еще и еще, вынуждая ее вскрикивать, и сам почти вою от того, как вибрируют ее стеночки влагалища, сжимая меня. Кончает молча, застывая в немом крике, содрогаясь, еле удерживаясь на дрожащих ножках.