Моя чужая жена

– Тебе не понять, ты же железобетонный! – вдруг выкрикивает она. – Я устала от этого! Устала! Останови машину! – бьет ладонями в панель. – Ты не доверяешь мне свои проблемы, ты не веришь мне и постоянно в чем-то обвиняешь. А это не любовь, Аверин. Это твой чистый эгоизм. А я так не хочу. Не хочу и не могу! Я сказала, останови чёртову машину. Я ухожу от тебя. Не могу больше с тобой!

Слово «ухожу» становится последней каплей в моей чаше терпения. Резко торможу возле ночной набережной, но не для того, чтобы выпустить Тату. Вылетаю из машины, перехватываю убегающую жену за платье и закидываю на заднее сиденье, вжимая лицом в обивку машины.

– Что ты делаешь, отпусти! – дергается она, пытаясь встать. Но мое безумие уже перешагнуло грань адекватности.

– Лежать, я сказал! – вжимаю ее назад. Во мне просыпается что-то дикое, животное, хочется доказать, что она принадлежит мне.

Я мало что помню из тех наших последних нескольких часов. Помню, как задрал ее платье. Рывок, обрывки ее трусиков у меня в руках. Она кричит, злится, оскорбляет меня, вырывается, но я сильнее. Ее крики и сопротивление еще больше разгоняют меня. Перед глазами пелена, в голове гул и только животные инстинкты. Кажется, я уже чувствовал, что теряю ее, и пытался удержать вот таким способом.

Грубо раздвигаю ноги – естественно, она сухая, рвется, уже прося этого не делать. Не реагирую, не слышу, не воспринимаю ничего. Смачиваю пальцы слюной, прохожусь по складочкам и одним грубым толчком врываюсь под ее болезненный вскрик. Это ненормальное, дикое, извращенное возбуждение, словно во мне просыпается темная сторона. Альтер эго, которого я раньше никогда не знал, а эта женщина разбудила.

Не позволяю ей привыкнуть, а себе – опомниться, вхожу в раж, хватаю за хвост, наматываю на кулак и тяну на себя, не сбиваюсь с темпа, не прекращая долбиться в ее горячее узкое лоно. Она уже не кричит и ничего не просит, просто всхлипывает от каждого моего сильного толчка и зажмуривает глаза. Покорная, как тряпичная кукла, стоит так, как я ее поворачиваю. А я впиваюсь в пухлые искусанные губы, пожираю ее рот. Это было сложно назвать поцелуем. Я трахал ее всеми возможными способами: членом, языком, пальцами, грубо сминая грудь. Я мучил ее, только тогда не осознавал. А она терпела и плакала, молча плакала, позволяя мне слизывать слезы с ее глаз.

– Ты моя! Моя! И останешься моей навсегда! – рычал ей, доказывая принадлежность. А она мотала головой и кричала «нет».

– Нет! Нет! Нет! – на каждый мой толчок, на каждое утверждение я читал эти сотни «нет» в ее глазах, а еще дикую ненависть. – Я не твоя, уже не твоя! – выдыхает, и я даю ей пощёчину за то, что с ее красных, истерзанных мною губ срываются эти невыносимо болезненные слова, чтобы больше не произносила этого. Я срываюсь, действую уже на аффекте, на диссонансе, от которого разрывает. Понимаю, что теряю ее, и не хочу этого принимать. Не может все так закончиться.

Отталкиваю от себя и вновь резко вжимаю лицом в сиденье, чтобы не видеть той ненависти в ее глазах. Чтобы не читать эти гребаные болезненные «нет» в ее глазах. На самом деле я проявлял не силу и агрессию, это была слабость и страх.

Я не помню, как кончил, потому что не получал никакого кайфа. Это было нечто другое, необъяснимое. Просто упал на нее сверху, собрал в охапку и прижал к себе, слушая, как она всхлипывает и содрогается от слез.

– Твой друг, которого ты так защищаешь, – голос сиплый, словно я повредил связки. – Сегодня лично, глядя мне в глаза, сказал, что ты уйдешь к нему, и что ты принадлежала ему, пока не появился я. Он приезжал к нам. Уж не знаю, может, и к тебе лично… – пытаюсь отдышаться и утихомирить грохочущее сердце. – Он самоуверенно мне заявлял, что вернет тебя назад. Просто так такие обещания мужчины не дают. Значит, повод есть…

Не отвечает. Мочит. Уже даже не плачет, просто всхлипывает и постоянно кусает истерзанные губы. Отпускаю ее, медленно выхожу, но Таня все равно шипит, всхлипывая. Больно. Я чудовище. Никогда не делал ей больно. Даже когда брал в первый раз, лишая девственности, сделал все, чтобы минимизировать боль. Поправляю ее платье, застегиваю ширинку. Хватаю за талию, хочу посадить на себя. Но она резко размахивается и дает мне пощёчину. Не больно, хочу еще, и Таня, словно читает мысли, хлещет меня по второй щеке. Заплаканная, растрепанная, растерянная, в ярости.

– Нам нужно будет уехать из города, – сообщаю я, ловя ее руку, которой она хочет ударить в очередной раз.

– Прекрасно, уезжай! Так даже легче! – резко открывает дверь и вылетает из машины. Бежит куда-то к набережной, а я за ней, не закрывая тачку, потому что вообще плевать на все. Темно, но набережную освещают желтые фонари. Ветер поднимается, принося за собой мелкие капли дождя.

Догоняю, хватаю за руку и вновь грубо тяну на себя. Не хочу больше причинять ей боль. Ничего не хочу. Хочется, чтобы этот гребаный мир остановился, и все закончилось. Хочется лечь с ней в нашу кровать, уснуть, а когда проснемся, все начать заново.