Моя чужая женщина

А вот это было бы совсем хреново.

Пальцы заледенели, сжимаю пластик корпуса телефона до треска, прикрываю глаза, выравнивая дыхание. Если меня сейчас поставят перед фактом новых перемен, или Щербаков скажет, что он в курсе событий, сука, я не знаю, что буду делать, реально не знаю. Но дела я им испорчу основательно.

Если кто-то еще думает, что в этом или в каком другом городе каждый может делать что угодно, тот ошибается. Есть четкая схема, есть правила и установленные негласные законы. Они есть, и именно соблюдая их город, не вязнет в дерьме. Нет, это не рай и не его филиал, но никто не должен борзеть, и именно для соблюдения этого всего здесь есть Тихон Покровский.

Есть я.

– Нет, Тихон, иначе я бы не звонил из отпуска и не требовал объяснений.

Выдохнул, вновь посмотрел в небо, наконец почувствовав декабрьский холод.

– Разрули всю ситуацию, помощника своего придави, больно разговорчивый, не люблю я таких. И давай реши все деликатно, без громких дел и привлечения внимания, если нужна помощь – скажи.

– Я сам.

– За это я тебя и уважаю.

Мой собеседник отключился, пропал и детских смех, лай собаки и едва слышный прибой.

Деликатно, говорите? Не знаю даже, это совсем не мое, я слово-то такое недавно узнал.

С Савелием деликатно теперь не получится, не скажу, что я в глубоком шоке, но, черт, тебя рано или поздно кто-то предает, подставляет, скорее всего, это было слегка не вовремя.

Но теперь уже точно стала ясна подстава с Ариной, а ее пропажа – дело рук Савы. А еще Светка, ловкая сучка, подстилка Царева. Я ведь знал, знал и позволял быть рядом.

– Карим, найди Саву, передай, что хочу его видеть, буду ждать в загородном доме.

Не дожидаясь ответа, прячу телефон в карман пальто, снова хочется курить, но от сигарет уже мутит, заходя в здание, слышу женский голос и отборный мат, кто-то требует убрать руки и отпустить. Дежавю, не иначе, Арина также костерила молодого сержанта в нашу первую встречу, кажется, что это было целую жизнь назад.

– Мишаня, ну чего там?

– Признался, там уже ломка началась, еще пару часов – и на стену полезет, задолбали эти наркоманы. Я-то решил, маньяк у нас, серия пойдет, как в кино, красота, романтика, новое звание и звезда, отпуск, премия.

Кобзев устало трет глаза, заглядывает в пустую кружку, смотрит на меня. Шутит он так, у людей его профессии чувство юмора давно атрофировалось. Несколько часов назад взяли парнишку, что пустил кишки людям Саида.

– Представляешь, говорит, любовь у них была с той рыжей проституткой. Это от этого великого чувства он ее отправил на тот свет, видимо. Кричал как одержимый, мол, она обещала завязать, что ему нужны были деньги, что все случайно.

– Странный метод он выбрал.

– Так сатанист. Сатанист и наркоман – ебучая смесь. Ребята говорят, когда его брали, чего у него там только нет, в морозилке голова козла была, в банках кровь, надо проверить чья, надеюсь, того козла. Нет, все, увольняться пора, пойду в охранники в стриптиз, красиво, тепло, девочки сексуальные.

Так, минус одна проблема.

– Так, а клиентов ее зачем убил?

– Принес в жертву великому богу, ну, там, пиздец, в голове дерьмо вместо мозгов.

– Что по камерам?

– А вот по камерам интересно. Смотри, – Миша сдвинул кипу бумаг с клавиатуры ноутбука, пробежался по кнопкам пальцами. – Темный внедорожник с заляпанными номерами, который показался нам подозрительным, выехал с парковки аэропорта. Дальше по трассе камеры есть, но погода, скажем, была отвратительная. Но спустя трое суток такой же автомобиль тянет на буксире «Порше». Мои парни бы и внимания не обратили, но «Порше» и буксир показались подозрительными.

Миша вновь что-то нажал, пошла вторая картинка, как под ярким солнцем «Порше» тянет разбитый внедорожник, и номера отчетливо видны.

– А до этого был пожар, сгорела одна красивая избушка в лесу, там деревня рядом с поэтичным названием «Вешенки», анонимный звонок был, некий мужик был на охоте и увидел пожар.

– Есть жертвы?

Нахмурился, склонился ниже, рассматривая повторяющиеся кадры на мониторе. Красивые номера, три девятки, у Савы такой был – красный, и Вешенки мне знакомы.

– Не знаю, нас не вызывали туда, не наш район уже. Но я проверил по сводкам за три дня, вообще звонка не было. А нет звонка – нет неопознанных обгоревших трупов, и можно сказать, день прошел хорошо.

– Шутишь все, да?

– Боже упаси, я не умею шутить и клоунов ненавижу с детства.

Кобзев улыбнулся, а у самого глаза усталые, небритый, взъерошенный, надо своим сказать, чтоб еду привезли и кофе нормальный, а то пьет помои.

– Мишань, может, ко мне пойдешь? Тут вакансия скоро появится, работа не такая нервная, контингент тебе знаком, будешь как сыр в масле.

– Ого, вот это поворот событий, кто уходит на заслуженный отдых или вынужденный покой? – Он разворачивается в кресле, отталкивается, отъезжая дальше, смотрит хитро.

– Я не клоун, ты знаешь, шутить не буду.

– Не будешь, Тихон Ильич, но я откажусь: быть по другую сторону баррикад странно, да и все наши и так шепчутся за спиной о нашем общении. Но я ведь не глупый, знаю, кто в городе хозяин.