Моя деревня

В е р а. Эх ты, корень ты мой зеленый! Ничего ты про жизнь не понимаешь! Ну, Левка, иди поцелуй.

Он нагнулся к ней, она обняла его. Потом оторвал ее руки и решительно вышел, схватив в охапку шляпу и пальто.

(Встала с постели, в халатике подошла к детской кровати, поправила одеяльце, а затем, глядя в окно.) Пошел… Не так! Вот ведь батя нагородил! (Отошла к кровати, закрыла ее ширмой и снова улеглась.)

Пауза. Из-за печи показалась  М а т р е н а, посмотрела косо на кровать, а потом, тяжело вздохнув, пошла к печи. Здесь она поджигает еще с вечера сложенные дровишки, ставит чайник. Раздается негромкий стук в окно.

М а т р е н а (подойдя к окну). Чего?

Г о л о с. Бабушка Матрена, толкай Левку, пора!

М а т р е н а. Ох ты господи… Нету его. Ушел уже… (И, задернув занавеску, идет к печи.) За хлебом ушел. Вот те жизнь! Нагнали людей, а хлеба не достанешь!.. Ох-хо-хо! Целина!

Г о л о с  В е р ы. Который час, бабушка?

М а т р е н а. Рано, милая, рано. (Берет со стола карманный фонарик, светит на будильник.) Уже… уже… уже пять часов и… (Тихо.) Десять, двадцать, двадцать две… (Громко.) И двадцать две минуты.

Г о л о с  В е р ы (через зевоту). Не знаю, вставать… ох-хо-хо… или еще поспать можно?

М а т р е н а. Вот Левушка хлебушка принесет, тогда и встанешь. А я покамест чайничек взгрею. Я тихонечко! Тихонечко… Тихонечко эдак… Спи, лапушка. Часок еще можно поспать. Если дитятко проснется, я ее попысать подержу… Просто ума не приложу, чем я нынче Левку занимать буду. За сию неделю все в доме парень перечинил: крышу в хлеву перекрыл, все кастрюли перепаял, дверь нову в сенях навесил… И чего придумать? Ему без работы… Усы от безделья отпускать начал… И чего ему придумать? Вот ведь нашла коса на камень — что Левушка, что Петька! Оба гордые, задиристые! А этот старый черт, прости меня, господи, связался с дитем малым, пороть удумал. Вот ведь до чего мысля человеческая скудна, будто за уши не мог оттягать, обязательно ему пороть надо… И чего придумать… А дрова-то, дрова? Ой, миленький ты мой! Это на два дня, как пить дать, работенка. (За ширму, громче.) Ты спи, спи, я тихонечко…

Отходит от печи. По дороге зацепила за пустое детское корыто. Бубнит. Гремит ковшом, но, стараясь делать все потише, наливает чайник, ставит на плиту. Зазвенел будильник — бросилась к нему и, пряча в платок, уносит в сени. Там грохот. Вернулась. Постояла, прислушалась. Успокоилась и села. Вдруг на улице, под самым окном, заговорил репродуктор: «Внимание, говорит Москва! Доброе утро, дорогие товарищи радиослушатели! Сегодня пятница, пятнадцатое октября… Начинаем наши радиопередачи». Матрена подошла к иконе и только было начала молиться, как из репродуктора понеслись звуки физкультурного марта, а потом голос проводящего утреннюю зарядку. И бабка на полувзмахе у иконы прервалась и начала делать зарядку.

(В тон диктору.) Ра-а-аз! Два-а-а! Ра-а-аз! Два-а-а! Носок оттягивать… (Старательно поднимает руки и ноги, а затем, поставив руки в боки, под музыку, что-то приговаривает и кряхтит.) Прыжки на месте! Раз, два, три, четыре! Раз, два, три, четыре! Легче прыгать, легче, легче! (Гул мотора остановившейся под окном машины прервал ее занятие, и она, пораженная, остановилась у окна.) Ой-ей-ей! Никак зятек приехал? (К кровати.) Вера! Верушка! Папаша твой на «козелке» прибыл.

Г о л о с  В е р ы. Что?.. Да ну еще… Сейчас. (Она зашевелилась, с ширмы стягивает платье.)