Моя девушка уехала в Барселону, и все, что от нее осталось, – этот дурацкий рассказ

А рецепт прост, думали мы: купить билеты и прилететь в Рим. И все. Побыть вдвоем в прекрасном черно-белом городе. Почему-то мы себе его так представляли. Городе, переполненном мотороллерами и улыбающимися люди. С комплиментами моей девушке. В городе, где так просто любить.

Ведь в Москве любить сложно. Непросто. Почти невозможно. Целоваться на лавочке на Чистых прудах? Но на этих лавочках принято сидеть на спинках, не очень-то поцелуешься. Кормить голубей на Красной площади? Под громкие комментарии про мавзолей гостей столицы из Воронежа? Нет, спасибо. В Москве вообще нет ни одного памятника, возле которого было бы хоть малейшее желание назначить свидание. Я все время сбиваюсь, извините. Перескакиваю. Она меня как раз в этом и упрекает. Сначала ей это очень нравилось, а теперь.

Так вот… Не то чтобы быт вошел в их, то есть в наши с ней отношения. Просто у нее появилось, как бы сказать? Масло в глазах. Глаза стали маслянистые, понимаете? Ну, когда вдруг ты застаешь ее возле окна. Она курит, смотрит на сумеречный город, на две линейки машин. Белую и красную. Одни машины едут в нашу сторону, другие – в обратную. И в обе стороны пробка. Она курит, вглядывается в город, молчит. И ты понимаешь, что сейчас она не с тобой. И видит она в этом городе не тебя. Потому что ты здесь, рядом, на кухне. И ты тоже не можешь ей обо всем рассказать, как раньше. У тебя вдруг появились истории, которыми тебе с ней не хочется делиться. Тебе нечего стыдиться, нет. Просто не хочется. Ты полагаешь, что она тебя не услышит. А если услышит, то неправильно поймет. И вот что странно: раньше-то не было человека, который понимал тебя так, как она.

Мы нашли в себе силы признаться, что в наших отношениях наступило отчуждение. Мы старались. Мы вместе читали журнал Psyhology, обсуждали статьи и проходили откровенные тесты. Мы пытались быть внимательными друг к другу. Мы говорили правду.

Она смело рассказывала:

– Понимаешь, я сижу с подругами на обеде. Понимаю, что мне тебе надо написать эсэмэску, узнать, как ты, а я тут же ощущаю, что не хочу этого делать. Потому что это будет формально, понимаешь, дорогой?

А я отвечал:

– Понимаю, девочка. Надо что-то с нами делать.

И мы прилетели сюда. Как же прекрасен Рим весной! Боже мой! Лабиринты улиц, площади, каналы, меланхоличный Тибр, необходимые для влюбленных памятники и радостные открытия туриста:

– Знаешь, почему в нашем дорогущем отеле пьют кофе вон те рабочие в комбинезонах? Передай мне, пожалуйста, баночку с песто. Знаешь? Мне рассказал Джованни. Оказывается, у них есть закон, когда местные жители могут утром пить эспрессо, национальное достояние Италии, в любом заведении по единой цене. Этот закон мне нравится. Здорово, правда?

– Да, здорово, а ты не помнишь, я поставила вчера телефон на подзарядку?

Мы с радостью здесь терялись. Это как во сне, когда тычешься в переулки и постоянно оказываешься неизвестно где: то в антикварной лавке, то на рынке, то у входа в неприметную церквушку, а там раз! – и скульптура Микеланджело.

Певучий язык. Мощеные улочки, мраморные жилы на полу бутиков. Семейные фотографии в тратториях. Шарфы-кашне у мужчин и невыразимая свобода в глазах у женщин. Автобус номер 3, который едет от нашего отеля по виа Бабуино прямо к Колизею. И наша радость оттого, что мы вот так, как завзятые горожане, едем не на каком-то банальном такси, а на автобусе с водителем, которого мы даже знаем, как зовут. (Микеле, компостируя билет, успел с ней познакомиться и дать ей номер своего mobile.)

Мы сидим на террасе ресторана и слушаем главный звук Рима – звук скребущихся о брусчатку колесиков от чемоданов.

Террасы здесь спасают курильщиков. На свежем воздухе можно курить спокойно. А в помещении – нет. И вот этот итальянский закон мне не нравится. У сигарет из дьюти-фри металлический привкус. А она курит через мундштук. Она курила так, когда мы познакомились. Потом ей надоело. И вот перед отлетом она специально нашла его. Это был еще один маленький символ. Еще один шажок навстречу друг другу. Мы искренне стараемся воссоздать атмосферу «как тогда».

Мы пытаемся отбросить все, что узнали друг о друге за время, пока мы вместе. Мы договорились «разговаривать здесь душами, а не мозгами».

Мы искренне хотим быть вместе долго. Но я ничего не могу поделать с этими самыми мозгами.

Ее ладонь в моей руке. Она прекрасна в этом новом платье, и свидетели тому все мужчины Рима, что оборачиваются на нее, проходя мимо. Вот они, лысые, лысеющие, седые, длинноволосые, лощеные карабинеры и выпендрежные подростки – все они смотрят на мою девушку. А она смотрит на меня. И ее лицо красиво подсвечено вечерним солнцем, а улыбка та самая, как будто она сейчас подожмет губки и надуется. Это именно то, что я в ней полюбил в самый первый момент.