Моя дорогая разрушительница

Да, ещё, чтобы у вас не было никаких сомнений определённого направления, я замечу, что седой взрослый мужчина не имеет никаких скрытых намерений в отношении молодой девушки, которая годится ему в дочери…

Так что в этом смысле не извольте беспокоиться, мадам.

- Я точно совсем не беспокоюсь в определённом и в неопределённом смысле. Просто как-то неудобно вас стеснять и причинять беспокойство. Поэтому я и заговорила об отеле. А в дочери вам я не гожусь - Самарин сказал, что вам примерно сорок лет, а мне двадцать восемь.

Но если вы всё равно уходите куда-то играть, то я согласна, поехали в вашу прекрасную, растягивающуюся студию.

Все сорок пять минут пути из аэропорта в Вашингтон Марина не уставала всем подряд восхищаться: и качеством дорог, и моим вождением, и широким разнообразием типов автомобилей на дорогах.

Потом, она восхищалась домами, появившимися в нашем поле зрения, когда мы вышли со скоростной дороги и стали ехать по внутренним улочкам пригородного городка Falls Church, в котором я жил.

Когда мы подъехали к шестиэтажному дому – моему временному пристанищу в Вашингтоне, девушка отдала должное всем цветочным клумбам, кустарникам и газонам, которые окружали дом.

Молодая женщина изо всех сил старалась играть роль любознательного человека и заядлого туриста, задавать вопросы и вести светскую беседу, но в ёе глазах явно угадывалась мучительная тоска по мягкой подушке.

Я быстро приготовил чай и горячие бутерброды с колбасой и сыром. Мы перекусили, я дал девушке полотенце, показал, как пользоваться кранами в ванной и убежал на теннисный корт. Когда я возвратился домой, Марина, одетая в джинсы и блузку, спала на узком диванчике перед телевизором. Она не решилась занять мою большую кровать.

Вся мебель в моей временной квартирке досталась мне в подарок от двоюродного брата. Кузен, случайным образом, очень удачно для меня, поменял мебель в своём доме одновременно с моим приездом в Вашингтон.

Потный и уставший после тенниса, я нарочно медленно принимал душ и переодевался, закрывшись в ванной и стараясь не разбудить Марину. Потом я читал и звонил жене в Нью-Йорк, а Марина всё это время спала непробудным сном, совершенно не собираясь просыпаться.

В шесть часов вечера, беспокоясь, что план, предложенный самой Мариной, находится под угрозой полного срыва, я решительно подошёл к диванчику и осторожно стал будить девушку. Пока я думал только об удачном завершении «операции» и необходимости своевременного доклада Самарину. Ведь мы с Мариной уже выбились из предполагаемого московской стороной графика событий в Вашингтоне.

После дюжины моих осторожных толчков в плечо и призывов:

- Марина, просыпайтесь, мы должны ехать! - девушка очень неохотно открыла глаза и, толком не понимая, где она находится, оторвалась от подушки.

Её милое личико приобрело совершенно ошалевшее выражение и понадобилось значительное время, пока девушка сумела заново осознать всю свою ситуацию на новом месте. Большой чемодан Марины всё ещё находился в багажнике моей машины, и, поэтому, спустя всего несколько минут, мы уже сидели в моей Тойоте.

Я хорошо знал городок, который был указан в письме Веры, московской соседки Марины, но всё равно должен был найти подходящую страницу в атласе дорог Северной Вирджинии и рассматривать его карту. Я потратил пару минут, чтобы определить номер выхода с 66 скоростной дороги и детали выезда к нужной нам улице. Минут через тридцать мы въехали в городок Vienna и начали искать улочку Gibson Drive, на которой в доме 196 должны были ждать мою подопечную. Нужный нам дом оказался вторым от угла, а его размеры и архитектурное решение постройки могли впечатлить не только меня, сравнительно нового гражданина Америки, но и даже любого, самого настоящего коренного американца. Район расположения и вид дома указывали на весьма высокий социальный статус будущих хозяев Марины. На девушку коричневая громадина дома вообще произвела убийственное впечатление – после Москвы, где даже достаточно благополучные люди живут, в основном, в «многоэтажках», огромный, отдельный дом, стоимостью несколько миллионов долларов, казался абсолютно нереальным. Все другие дома на улице не сильно уступали «нашему», а некоторые из них были даже и больше, и круче.

Марина сидела в шоке и ни за что не хотела выходить из автомобиля. Она внезапно осознала особую значимость этого момента в её жизни - закончилась вся подготовительная часть «операции», неудачного и неосознанного в условиях Москвы замысла, и в этот самый момент наступило время реального осуществления задуманного плана. Алекс – это последний человек, который знает Москву и российскую жизнь, и институт, и её отца скоро исчезнет из её жизни навсегда. И тут девушке стало по настоящему страшно.

- Алекс, пожалуйста, вы только не бросайте меня. Помогите мне договориться с этими американцами. Я боюсь, что не сумею понять их условия, не пойму, где мне придётся жить в их доме, что и когда надо делать, будут ли мне платить за работу и сколько…