Моя дорогая Роза

– Послушай! – вдруг подал голос Джон. Он говорил отрывисто, а голос был хриплым и чуть осипшим: обычно так говорят люди, отвыкшие разговаривать вслух. Взгляд отца все еще буравил стену с висящим на ней рукомойником. – Что мы можем сказать друг другу сегодня? Мы с тобой чужие люди, Роза. Понимаю! Ты хочешь о многом спросить меня и получить ответы, ты нервничаешь, негодуешь, а все это напрасно… Ничто уже не изменится ни в твоей, ни в моей жизни даже после того, как я расскажу тебе все о себе. Все миновало, все в прошлом! Я не хочу налаживать сердечные узы ни с кем. В моей теперешней жизни нет места дочери, которую я потерял много лет тому назад. Да она мне, по большому счету, и не нужна. Поэтому все наши с тобой разговоры – бессмыслица, пустая трата времени. Понимаешь меня?

– Видишь ли, я хочу, чтобы ты знал: я оказалась в здешних местах совсем не потому, что разыскивала тебя, – заговорила Роза после короткой паузы. Неожиданно ей показалось важным, чтобы отец знал, что с ней произошло. Голос ее тоже звучал ровно, бесстрастно, никакого взрыва эмоций, чего она так опасалась, готовясь к встрече. Полное самообладание и контроль над собой, что удивляло. Откуда такая выдержка? – Но в какой-то мере, да! Я оказалась в Милтуэйте из-за тебя. Точнее, вот из-за этого! – Она протянула отцу открытку с репродукцией его картины, он мельком взглянул на нее, но в руки не взял. – Я оставила мужа, так вышло. И мне нужно было куда-то уехать. В тот момент мне почему-то вспомнился Милтуэйт. Я вовсе не знала, что ты обитаешь в этих краях, пока не приехала сюда. Понадобилось два дня, чтобы я наконец отважилась на этот визит. И вот я здесь, смотрю на тебя… – Роза замолчала, внимательно изучая постаревшее лицо старика, тщетно пытаясь обнаружить в нем черты того человека, которого она когда-то не просто любила, а обожала. – Это правда! Я тебя совсем не знаю. И ты не знаешь меня. И все эти разговоры тебе абсолютно не нужны. Понимаю! Но я думаю, что есть некая причина, по которой я нашла тебя, есть некий знак свыше, и он должен помочь мне, подсказать что-то правильное. И потом, отец, тебе не кажется, что за тобой эээ… должок? Ты мне многое должен, о чем и сам не догадываешься.

Какое-то время Джон молча разглядывал дочь. Глубокая морщина залегла между бровей, но вот он повернулся и склонил голову в знак согласия, но остался стоять, где стоял. В полумраке, царящем в доме, трудно было распознать выражение его лица. Черты расплывались и смазывались. Роза отметила про себя, что отец все в тех же очках, что и в молодости: круглые стекла в простой металлической оправе. Она помнила, что отец всегда очень дорожил своими любимыми вещами, привык беречь их. Некоторые вещи и вовсе становились для него чем-то вроде талисманов. Вот и эти очки… Их когда-то носил ее дед, отец Джона. Роза смутно помнила деда. Вдруг всплыли полузабытые детские воспоминания: она сидит у него на коленях, лето, они в саду, и вокруг них море цветов. Вот, подумал она сейчас с желчью, очки-то отец сберег, а семью бросил, не соизволив даже оглянуться назад.

– Ты не можешь остаться здесь, – неожиданно проронил отец.

– Я вовсе не хочу оставаться у тебя! – подхватила Роза. – И я ничего не жду от тебя. Совсем ничего! То есть, может быть, на что-то я и надеялась, но лишь до минуты, пока тебя не увидела. Но сейчас я точно знаю: никакого трогательного воссоединения отца с дочерью не будет. Никаких объятий, слез радости или проявления прочих нежных чувств. Никакой любви! Впрочем, я совсем не уверена, что все это мне нужно. Ты ушел, и моя жизнь после твоего ухода резко переменилась. И я хочу разобраться, понять, почему так случилось. А еще я хочу познакомить тебя с твоей внучкой, хочу, чтобы ты узнал, как я жила все эти годы. Понимаю, тебе это может быть безразлично. Ты не обязан любить меня и как-то участвовать в моей жизни. Но выслушать меня и ответить на мои вопросы ты должен. В конце концов, это – такая малость в сопоставлении со всем остальным.

Роза говорила и поражалась собственному самообладанию. Наверное, сказывалась школа Ричарда. Это он научил ее так реагировать на любую невыносимую боль. Просто отключаться, обнулять эмоции, обесточивать нервные окончания. Что бы ни случилось, ничто не должно вывести ее из себя или, тем более, причинить ей боль.

Старик молчал, но Роза, приободренная своей железной выдержкой, заполнила образовавшуюся паузу бытовыми разговорами. Жестокость отца ее и в самом деле не слишком задела – сказать, что совсем не задела, будет неправдой.

– Не возражаешь, если я приготовлю себе чашку чаю? – она непринужденно подошла к плите, на которой стоял старый закопченный чайник. – Тебе заварить?

– Роза! – тихо начал отец. – Нельзя сваливаться человеку на голову вот так, ни с того ни с сего! И нельзя силой навязываться другому, как это делаешь сейчас ты. Повторяю, я не хочу никаких контактов с тобой.