Эрмель отшатнулась, будто он собирался ее укусить.
— Ты… зачем это? — спросила она и покраснела — быстро, пламенно.
— Вживаюсь в роль, — ответил Дагобер. — Мальчишкой ты казался неуклюжим, а вот девчонка из тебя вышла — куда как хороша.
— Можно… посмотреться в зеркало? — спросила она тоненьким голоском.
— Я провожу, — Дагобер предложил ей руку с поклоном, не обращая внимания на изумление Ли.
— Что мне следует делать? — спросила гнома, нервничая.
— Просто взять меня за руку, — подсказал Дагобер.
— Не обращайся со мной, как с эльфийской принцессой, — проворчала она, крепко сжимая его ладонь, — а то меня стошнит.
Они подошли к зеркалу одновременно, и Дагобер увидел, как круглая мордашка гномы вспыхнула румянцем, а потом в ее глазах появились обида, разочарование и… грусть.
— Что не так? — спросил он, пытаясь поймать ее взгляд в зеркале. — Тебе не нравится?
Она отвернулась от зеркала, дрожащими руками разглаживая лиф жемчужного цвета платья, в которое ее нарядили.
— Эй, чем ты огорчен, Эрм? — Дагобер взял ее за плечи и легонько встряхнул. — Ну-ка, быстро выкладывай.
Она горестно покачала головой и долго отмалчивалась, пока он тормошил ее, требуя ответа.
— Ничего не изменилось, — прошептала она, наконец, едва сдерживая слезы, и махнула в сторону зеркала, избегая смотреть в него. — Такой же… гном…
— Очень хорошенький гном, — Дагобер наклонился и поцеловал ее.
В губы. При всех.
Эльфийки ахнули, а что касается Ли, она едва не упала в обморок, схватившись за сердце.
— Ты что это?.. — Эрмель дернулась, но Дагобер ее удержал. — Ты совсем спятил, твое высочество?! — она терла губы тыльной стороной ладони и… краснела, краснела, хотя дальше, казалось, краснеть было некуда. — Я… я тебе нос сломаю…
— И это вместо благодарности, — поругал ее принц. — Взгляни-ка на себя еще раз, — он почти насильно развернул гному к зеркалу и наклонился, обнимая ее со спины и прижимаясь щекой к ее щеке. Эрмель затрепыхалась, пытаясь ускользнуть, но почти сейчас же затихла, заворожено глядя на свое отражение. — Во-первых, посмотри на это сияющее лицо, на румяные щеки, на алые губы — они могут принадлежать только самому прекрасному существу, самому чудесному, самому драгоценному.
Гнома слушала его слова, словно заколдованная, забыв даже дышать. Она медленно подняла руку и коснулась своей щеки, губ, подбородка.
— Посмотри, как блестят глаза этой милой девушки, — продолжал Дагобер тихо, поглаживая Эрмель по распушенным и расчесанным до шелковистой гладкости волосам, — они как звезды, в них посмотришь — и улетаешь в другой мир. Туда, где цветут розы, где поют соловьи…
— Соловьи?.. — прошептала она.
— Самые сладкозвучные, — подтвердил Дагобер. — Посмотришь в эти глаза — и забываешь обо всем. А волосы? — он пропустил между пальцев шелковистые пряди. — Они мягкие, как пух. Зачем было прятать такую красоту под гномьим колпаком? А как тебе идет это платье…
— Правда, идет? — Эрмель шумно вздохнула. — Мне кажется, я выгляжу в нем…
— Как благородная девица, — перебил ее Дагобер и обратился к эльфийкам: — Вижу, что вы славно постарались, даже сделали подкладки под лиф — это выглядит по-настоящему соблазнительно, — он протянул руку, делая вид, что хочет коснуться аппетитных выпуклостей на груди Эрмель, но она поспешно отскочила, глядя на него с настоящим ужасом. — Береги эти яблочки, малыш, — ухмыльнулся Дагобер, — уверен, что многие мужчины захотят их сорвать. Не выдавай себя раньше времени. Экипаж готов?
— Да, ваше высочество, — Ли выглядела так, словно на ее глазах корова оперилась и полетела. — Все, как вы просили…
— Поедем в экипаже? — спросила Эрмель, невольно прижимая ладони к вороту, словно уже оберегая свое сокровище.
«Поздно, — сказал ей мысленно Дагобер. — Я уже их видел, надо было прятать понадежнее».
А вслух произнес:
— Неужели ты думаешь, что наследный принц отправится с визитом к маркграфине пешком? Расходы запишите на мой счет, пожалуйста, — он раскланялся с эльфийками, а потом самым галантным образом подал руку гному: — Прошу, госпожа Эрмель.
Она была так поражена, что он назвал ее по имени, что беспрекословно протянула ему руку и позволила вывести себя из «Сада фей», и усадить в открытую коляску, на кожаные красные подушки. И только когда возница подхлестнул лошадей, и коляска покатилась по улице, Эрмель очнулась.
— Почему… почему ты так назвал меня? — спросила она.
Глаза у нее были, как два блюдца — огромные, широко распахнутые.
— А ты хочешь, чтобы я называл такую красивую барышню Эрмом? — ответил Дагобер вопросом на вопрос и легонько ущипнул ее за подбородок: — Сделай умное лицо, госпожа. Все-таки едешь с принцем.
51
Коляска катила по улице города, в котором я прожила столько лет, а мне казалось, что она летит по небесам. Все прохожие смотрели только на нас, а встречные всадники уступали дорогу. Я видела, что прекрасные эльфийки — воздушные, как грезы, смотрели на меня с неприкрытой завистью, а эльфы провожали задумчиво взглядами.