Моя душа темнеет

Лада рассердилась на свою предсказуемость, но эта злость улетучилась, как только губы Мехмеда жадно и страстно прильнули к ее губам. Он надавил на нее своим телом, прижав к дереву. Она схватила его за плечи и перевернула. Теперь он оказался вдавленным в ствол. Он улыбнулся, не отнимая губ от ее рта, и она прикусила его нижнюю губу, достаточно сильно для того, чтобы он вздрогнул. Он запутался пальцами в ее волосах и прижал ее к себе еще сильнее, оставив ее рот и найдя губами шею. Куда бы он ни прикоснулся, это место начинало гореть лихорадочным огнем, полным и боли, и нежности. Он обхватил ладонями ее запястья и вдруг остановился.

– А это что такое? – пробормотал он, уткнувшись в ее шею и нащупав кожаные ремни под ее рукавами.

Биение ее сердца было таким же громким, как и дыхание, и Лада закрыла глаза, чтобы задержать дыхание и сосредоточиться на…

Вдруг за ее спиной послышался шорох. Она поспешно прикрыла ладонью рот Мехмеда, приглушив его тяжелое дыхание. Она повернулась к нему спиной и прищурилась, вглядываясь в ночь.

Какая-то темная фигура подкрадывалась к ним в ночи. На голове этого человека не было янычарской шапки, а по его походке Лада поняла, что перед ней слуга. Слуги ходили смиренно, опустив плечи. Этот мужчина явно что-то искал. Блуждающий луч света упал на его ладонь, и в ней сверкнул какой-то металлический предмет.

Лада достала из ножен оба кинжала. Мужчина находился прямо напротив них и нагнулся, чтобы заглянуть под ветки.

Лада выскочила и одной рукой крепко стиснула ладонь, сжимавшую оружие, в то время как ее второй кинжал влажно вошел в свою цель. Одно бесконечное мгновение охотник молчал, а затем, испустив в ночь наполненный агонией крик, упал на землю. Лада стояла над ним, глядя на то, как из его шеи вытекает, пульсируя, его жизнь. Он дернулся два раза – и на том месте, где всего несколько мгновений назад стоял мужчина, не осталось никого.

Только тогда Лада заметила, что вокруг так светло, что она видит темно-красную кровь своей жертвы. Она подняла голову. Праздничная черепаха, наконец, добралась и до глубин сада. Лада была хорошо освещена. Игриво поблескивал ее кинжал, рука была перемазана кровью, а рядом с ней стоял Мехмед.

– Лада? – спросил он, не сводя глаз с трупа.

Все гости вечеринки, включая самого Мурада, в ужасе смотрели на нее.

32

– Ты уверен, что все в порядке? – Салих настороженно наклонился вперед. В его глазах с опущенными уголками, из-за чего он вечно казался печальным, мелькнуло беспокойство. Ему было восемнадцать – всего на два года больше, чем Раду. Он был добр, заботлив и всегда рад провести время в компании Раду.

Раду кивнул, не в силах очнуться от своих грез.

Губы Мехмеда.

Руки Мехмеда.

Сердце Мехмеда.

Отданные Ладе, а не ему. Ладе, которая не могла любить другого, если от этого зависела ее жизнь. Ладе, которая забирала себе все внимание отца и предпочитала Богдана собственному брату. Ладе, которая всю его жизнь обрекала Раду на побои и одиночество. Ладе, холодной, жестокой и преданной лишь самой себе.

Ладе, которая даже не была красивой.

– Разве я не красивый? – отчаянно выпалил Раду.

Салих поднял брови, и выражение его лица с этой смесью удивления и грусти стало почти комичным.

– Ты… ты – красивый.

– Разве я не заслуживаю любви?

Удивление на лице Салиха переросло в страх.

– Заслуживаешь.

Раду опустил голову. Что он знал о любви? Это была не та любовь, о которой он слышал, не любовь, воспеваемая поэтами и прославляемая в рассказах. Это было что-то… другое. Что-то, для чего у него не было слов. Да и с кем ему было говорить? Кто мог рассказать ему, как любить другого мужчину?

Или как перестать любить?

Дрожащими пальцами Салих легко коснулся плеча Раду.

– Раду, я…

Их прервал слуга, постучавший в дверь. Раду устало взглянул на худого, смазливого мальчика, которому он вчера заплатил. Вчера, когда его еще волновала интрига. Когда он еще считал себя защитником Мехмеда.

Вчера, до того, как мир рухнул.

– Салих, к вам кое-то пришел, – слуга склонился в ожидании.

Салих поморщился от досады.

– Прости, я…

– Иди, – сказал Раду, глядя в пол. Их тарелки с едой (к своей он почти не притронулся) стояли остывшие и забытые. – Буду ждать тебя в кабинете твоего отца. У него есть книга о Пророке, мир праху его, и я хочу на нее взглянуть.

– Я быстро.

Салих вышел из комнаты, а Раду поплелся по коридору к кабинету Халил-паши. Его шаги были такими же тяжелыми и медленными, как удары его сердца. Он не чувствовал себя ни отважным, ни умным. Все его усилия оказывались совершенно напрасными. Как и его любовь к Мехмеду. Как и его жизнь.

Он не потрудился закрыть за собой дверь. Он медленно вытащил стул из-под массивного деревянного письменного стола, инкрустированого тонкими узорами и жемчужными завитками. Что он надеялся найти? Все это не имело значения. Лучше просто взять книгу о Пророке, мир праху его. Бог – единственное, что оставалось у Раду. Единственное, что он не мог потерять.

Единственное, чего Лада не могла его лишить.