Моя душа темнеет

– А что с… – Лада заставила себя замолчать. Вопреки своей воле она представила себе Мехмеда, как он лежит на койке, чахнет и уходит в себя. Все это время она думала, что он воюет с саблей в руке, командует людьми, творит великие дела и даже не хочет – и не нуждается – в том, чтобы она была рядом. Но она не ожидала, что помимо противника у него есть еще один враг – болезнь.

Лада прокашлялась, пытаясь избавиться от комка в горле.

– Еще новости есть?

– Нет. Они будут долбить стену до тех пор, пока она не разрушится или пока не наступит зима, и тогда вернутся домой. С победой или поражением – результат будет один и тот же. Мужчины возратятся, и у меня станет меньше работы, зато больше ртов, которые нужно кормить.

– Зачем они так себя мучают? Чем так ценна Круя? Неужели она так важна для империи, что стоит такого риска? – Лада встала и начала расхаживать туда-сюда. Страх за Мехмеда она использовала как фитиль, чтобы разжечь свою ярость. – Проклятые идиоты!

– Дело не в Круе, – сказала Тохин.

– Конечно, нет. Все дело в гордыне Мурада! Он не может смириться с тем, что его протеже его предал, и поэтому рискует жизнью Мехмеда… – Лада остановилась и глубоко вздохнула. – Он рискует жизнью тысяч людей, чтобы отомстить одному человеку.

– Дело и не в Скандербеге, – Тохин подняла руку, отрезав аргумент, который вертелся у Лады на языке. – Да, он хочет сделать Скандербега примером, наказать его. Но что, по твоему мнению, произойдет в других приграничных городах, если Мурад не возьмет Крую?

– Они вернутся к своим законным правителям! Но он обманывает самого себя. Ему там нечего делать.

– А что, если он отпустит Крую? Если даст свободу всем вассальным государствам и вернется к границам Османской империи, какими они были до того, как мы начали вторгаться в Европу, – что тогда?

– Я не понимаю вопроса.

– На чем нам остановиться? Может, нам тогда бросить все города и уйти обратно в пустыни на востоке? И продолжать бесцельно скитаться там верхом, как делали наши предки?

– Конечно, нет.

– Значит, мы не уходим. Ты оставляешь нам первые завоеванные нами территории – какая щедрость с твоей стороны. Думаешь, Хуньяди будет удовлетворен? Думаешь, Византия скажет нам спасибо и станет счастливо жить на своем клочке земли? Думаешь, папа римский перестанет призывать к крестовым походам?

– Я не думаю…

– Когда в истории границы оставались неподвижными? Нашли люди пришли с востока, убегая от разорения. Они увидели города и стены и захотели ими обладать. Поэтому они их взяли. Если бы они их не взяли, они бы погибли. Тогда пришел бы кто-то другой и завладел бы этими городами вместо них.

– Так защищай то, что тебе принадлежит! Зачем это отдавать?

– Круя наша. Скандербег наш. Если мы не будет двигаться вперед, сражаться, защищать свое и пытаться овладеть чужим – это сделают за нас другие. Так устроен мир. Ты можешь быть агрессором и бороться с крестоносцами на их собственной земле, или можешь сидеть дома и ждать, когда они придут к тебе. И они придут. Они придут с огнем, болезнями, с саблями, кровью и смертью. Слабость – непростительная роскошь.

Лада вспомнила, как Хуньяди въехал в столицу ее отца, как в свою. Ее отец был слабым, он пытался просто сохранить то, что имел и избегал войны. Из-за этого страдала вся Валахия.

Тохин продолжала.

– Мурад затевает войны с другими странами для того, чтобы здесь, в империи, мы продолжали жить. Мы расширяемся, потому что если мы этого не будем делать – мы умрем. А за нашу жизнь отвечает Мурад.

Лада смотрела на сломанную пушку.

– За право жить слишком часто приходится платить смертью.

Тохин встала, и ее суставы громко хрустнули.

– Вот почему ты стала поставщиком смерти. Ты скармливаешь смерти как можно больше людей, чтобы она была сыта и довольна и больше на тебя не смотрела.

Поставщик смерти. Эта фраза вертелась у Лады в голове по пути к крепости. Границы и нападения, осады и болезни. Поставщики смерти.

Она молилась о том, чтобы Мехмед не стал одним из тех, кого скормят смерти, чтобы удерживать ее подальше от сердца Османской империи.

40

Язид, заметив в своей груди торчащее древко стрелы, удивился этому больше, чем кто-либо другой.

Он посмотрел на Раду с полуулыбкой, как будто стрела положила конец шутке, которую он успел рассказать лишь до середины. Он упал с коня и запутался под колесами телеги с провизией, ехавшей позади него.

– Засада! – крикнул Лазарь.

Это должен был выкрикнуть Раду. Но он продолжал смотреть на то место на спине лошади, где только что сидел Язид. На пустое место.

Рядом с его лицом пролетела стрела, так близко, что он ощутил движение ветра. Вслед за ней последовали две другие, огненные, предназначенные явно не для него. Они нашли свою более крупную цель в дереве и парусине телеги.

Спереди и сзади кортежа из двадцати телег послышались крики, и Раду понял, что нападению подвергся весь караван. Деревья росли близко от дороги и давили на них как гигантские пальцы, готовые утащить их в глубины леса и душить там в мрачной зелени и приглушенном пении птиц, пока снова не наступит тишина.