Моя единственная

Хочет – трогает, гладит, мучает. И смотрит-смотрит-смотрит.

А захотел бы – трахнул прямо у прораба перед носом. И никто бы его не остановил. А главное, не уверена, что я сама была бы против.

Хороша дизайнер в «Формуле строительства». Ничего не скажешь!

Я вроде бы повзрослела. У меня появилась дочь, ответственность за сестру, серьезная работа. Только вот сейчас чувствую себя все той же дурочкой, которую раздели, зацеловали и облапали на жарком пляже в Турции.

Ничего не поменялось.

Мы – такие же…

Все тело дрожит от злости. Это реакция на собственную слабость. А вот Соболев серьезен и спокоен как никогда. Отодвигаюсь как можно дальше и отворачиваюсь, вспоминая знакомые улицы.

Правда, город будто меньше стал казаться. Улицы – уже, проспекты – короче, высотки – ниже. Наверное, после Москвы так кажется. Привыкла.

Человек в итоге ко всему привыкает.

Улыбаюсь, вспоминая, как Ваня отзывается о нас, жителях столицы. Такой смешной, когда сердится.

Потом хмурюсь так, что брови неприятно сводит. Что я делаю? Снова думаю о нем?..

Расправляю плечи. Подобно центрифуге гоняю в голове только одну мысль:

Он. Меня. Обидел.

Сильно.

Не любил меня. И никогда бы не полюбил.

«Буду любить» – говорил Ваня, зная, что этому не суждено сбыться никогда. Увы, он однолюб…

Да, я скрыла нашу Элли. Нашу Алису. Девочку, которую рожала десять часов. В муках и слезах. Одна.

Да, я сбежала.

Соболев все это заслужил своим враньем. Заслужил.

Но…

Лишь иногда моя уверенность становится хлипкой и размазанной. Снова беседы с Яной Альбертовной вспоминаю.

Почему он тогда так страдал?

Пил? Сходил с ума? Много дрался на ринге и вне его?

Он с мамой практически не общается сейчас. Ее тогда чуть с должности мэра не сняли. Так громко шумел Ваня по ночам, что это и в Москве услышали.

В него будто бес вселился.

Или… я?..

– Ну, что ты ревешь? – прерывает он молчание первым. Улыбается по-доброму. – Хочешь, фотку Полкана покажу?

– Фотку? Ириски? – обернувшись, упрямо переспрашиваю.

– Полкана, – скалится, поправляя, но из внутреннего кармана телефон все равно извлекает.

Сам снимает блокировку и протягивает мне. Забираю так, чтобы не задеть его пальцы. Зачем нам лишние проблемы? Это бы разгрести.

Замираю, глядя на яркий экран. Смеюсь звонко. И провожу пальцем по кудрявой мордочке с черным носом. Надо же сладкий какой вырос. Это похоже на встречу со старым другом.

Это приятно.

Улыбаюсь, хоть и не хотела.

– Как он? – спрашиваю, активно листая снимки.

– Нормально. Не жизнь, а малина. Спит, ест, гуляет…

– Спасибо, что заботишься о нем, – выговариваю тихо.

Фотографий пса у Соболева просто миллион. На прогулке, дома, даже в офисе. И… с маленькой Таей – дочкой Мирона и Мии. Девочку узнаю сразу, уж больно она мою подругу детства похожа. Такая же темненькая, глазастая и красивая…

Когда неожиданно вместо малышки с «Полканом-Ириской» на снимке вижу полураздетую Алису Бах, вопреки здравому смыслу зависаю.

Душа, когда-то разорванная в клочья, воспринимает этот кадр как предательство.

Это моя собака…

И муж мой.

«Ты сама его бросила» – вопит внутренний голос.

– Я не смогла сразу забрать щенка, – говорю, передавая телефон Ване. Он не любезничает, обнимает мою руку вместе с мобильным и кидает его на панель прямо перед собой. – Но сейчас я уже освоилась в Москве, если он тебе мешает… Я могу забрать…

Соболев громко хмыкает.

– Хер-то там, – кидает на меня темнеющий взгляд. – Это моя собака.

Ровно ту же фразу повторяет, что и я полминуты назад.

На светофоре смотрим друг на друга. Без злости, но оба непримиримо. Меня снова безнадежность накрывает. Он такой серьезный и уверенный в себе. Сильный. За два года только больше стал.

Как я могу ему сказать об Элли? Он меня никогда не простит.

Открываю рот, чтобы прозондировать почву.

– Собаку делим. Охренеть, – Ваня грубовато смеется. – Хорошо, что у нас детей нет. Их бы еще делили.

Зажмуриваюсь, облизывая пересохшие губы.

– Ты ведь хотел детей, – напоминаю.

– Хотел, – он поигрывает нижней челюстью и резко стартует с места. – Дураком молодым был. Много не понимал. Дети должны расти в любящей семье.

– Получается, больше не хочешь? – отстраненно интересуюсь, пока он паркуется.

– Больше не хочу, – усмехается.

В первой городской больнице быстро распространяется информация, что приехал сын мэра и… ее невестка. Сначала мы как все сидим в очереди, но потом к нам выходит главврач и вот, меня уже везут на рентген и тут же выделяют отдельную палату.

Ваня отлучается, чтобы взять кофе в автомате на первом этаже, а я растираю зафиксированную бинтом ногу. Перелома, слава богу, нет. Но растяжение сильное.

Дверь хлопает, и я поднимаю лицо.

Без удивления с интересом смотрю на гостью в медицинском костюме и белых кроксах.

– Привет, мам, – равнодушно здороваюсь.

– Значит, это правда, Тая? Ты снова с ним? Просто поверить не могу, что ты все съела и простила его, – разводит в стороны руки мама.

*

Дорогие мои, прошу прощения за задержку. Есть перебои со связью в дороге)