Моя Ева

– Пожалуйста, не волнуйтесь. Чашки крепкого черного кофе без сахара будет достаточно.

– Игорь Андреевич настоятельно просил накрыть для вас плотный завтрак.

Моргнула.

– И Маше он тоже просил подать плотный завтрак, разумеется, – скороговоркой добавила женщина, – но она еще не проснулась.

– Спасибо огромное, но я правда по утрам не ем, поэтому, если можно, только кофе.

– Конечно. Настаивать не буду.

Клавдия Михайловна налила в две маленькие чашки густой черный напиток из турки и поставила их на поднос.

– Вы не могли бы отнести кофе Игорю Андреевичу в кабинет? Вторая дверь направо по коридору. Заодно составите друг другу компанию. Что скажете?

Снова моргнула. Такое ощущение, будто эта женщина-робот в курсе всего происходящего между мной и Добровольским.

– Хорошо.

В конце концов идея неплохая, я бы сказала, замечательная. Но если Клавдия Михайловна действительно каким-то образом узнала про нас, а это скорее всего так и есть, то мне остается лишь принять данный факт и продолжить вести себя как ни в чем не бывало.

Кабинет нашла быстро, постучала и после короткого «войдите» нажала на дверную ручку.

Игорь сидел за огромным столом и разговаривал по телефону. Улыбнулся, когда увидел меня на пороге, и жестом поманил к себе. Я решила оставить поднос на краю стола и отойти в противоположный угол комнаты, чтобы позволить Добровольскому завершить диалог.

Эта комната разительно отличалась от остальных. Отсутствие светлых тонов и современного минимализма, которые преобладали по всему дому. Рабочий кабинет мужчины выглядел немного мрачновато из-за стен, облицованных красным деревом, и массивной мебели.

Мое внимание привлек ряд фотографий в бронзовых рамках на столике у стены. Почти на всех изображена Маша. На одной ей лет пять, она крепко прижимает белого пушистого котенка, и бездонное счастье светится в ее глазах, на другой задувает свечи на торте, а здесь совсем еще маленькая, сидит на руках у девушки приблизительно моего возраста. Они очень похожи друг на друга, только цвет Машиных глаз темно-зеленый, а у молодой женщины голубой, и в них светится такая безграничная материнская любовь, что у меня не возникает ни капли сомнения, что это мама Маши.

– I have an emergency, Mathew. I’ll call you back later. (Мне срочно необходимо прервать звонок, Мэтью. Перезвоню позже.)

Я не должна оборачиваться, чтобы понять – Игорь рядом. Ощущала его присутствие уже на каком-то клеточном уровне, кожа легко впитывала вибрации, исходящие от его тела, и это так естественно и в то же время сногсшибательно, что запросто можно потерять рассудок. Приложила титанические усилия, чтобы не развернуться и не уткнуться носом в его шею. Хотелось дышать им.

– Она была очень красивой, мама Маши, – нарушила давящую тишину.

– Да. Лена и ее мать Анна, бабка Маши, как я позже выяснил, были невероятно красивыми женщинами. Маше достались хорошие гены. – Почувствовала грустную иронию в его голосе. – Ее бабушка являлась актрисой Театра на Таганке и всю жизнь была любовницей состоятельного женатого мужчины, от которого родила Лену. Он купил ей квартиру в доме, на крыше которой мы, кстати, наблюдали за фейерверками. Но когда его настоящая семья узнала о наличии любовницы и ребенка, он отказался от них. Боялся потерять в своих кругах репутацию идеального семьянина. Вскоре Анна стала жертвой мошенников и перед тем, как ее отравили, переписала на них квартиру. Лене исполнилось три года, когда она попала в детдом. Отец так и не соизволил поинтересоваться судьбой дочери…

Я обняла себя руками и закусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться навзрыд. Мне стало жалко и себя, и Игоря, и Лену, и Машу, вернее, жалко нас – детей, которые так и не познали сполна материнской любви. И сколько таких детей по всему миру – не сосчитать, обделенных лаской, заботой, домашним уютом.

Игорь обнял меня сзади и притянул к себе. Его объятья согревали, успокаивали бушующую бурю из болезненных эмоций. И когда услышала тихий голос у своего уха, замерла, пытаясь осмыслить сказанное им.

– Не стоит грустить об отсутствии матери в своей жизни, Ева. Твоя бабушка окружила тебя самой неподдельной и искренней любовью.

– О чем ты?

Он не ответил.

Я развернулась в кольце его рук и подняла голову, вглядываясь в суровое и такое красивое лицо.

– Что ты имеешь в виду, Игорь?

– Твоя мать не достойна тебя.

Продолжила смотреть в его глаза. В горле вязкий ком из горечи и детской обиды на весь мир не позволял сделать вдох полной грудью. А мне был так необходим глоток свежего воздуха в тот момент.

– Что тебе известно о моей матери?

– Все.

– Ты…

Мне все-таки удалось перевести дыхание:

– Откуда?

– Я привык знать все о людях, окружающих меня.

– Ты собрал информацию об Инессе?

И снова молчание в ответ.

– Обо мне? Ты собирал на меня досье?

– Да.

– Я могу взглянуть?

– Ева…

– Я хочу посмотреть это досье. Я имею право?

Он нехотя разомкнул объятья, направился к столу, а я последовала за ним и присела в кресло напротив. Маленькие чашки с остывшим кофе так и стояли на подносе нетронутыми.